Пролейтесь, слезы…. Филип Киндред Дик

просто не мог понять.

      – Ты что, хочешь, чтобы я кого-нибудь с собой взял?

      – С твоим знаменитым магнетизмом, с твоим шармом… Любая девчонка запрыгнет в твою огромную медную кровать. Правда, там от тебя не много толку.

      – О боже, – с отвращением воскликнул он. – Опять твои старые фантазии. И заметь, чем они нелепее, тем упорнее ты за них цепляешься.

      Повернувшись к нему, Хизер произнесла:

      – Ты ведь знаешь, как ты выглядишь. Несмотря на свои годы. Ты красив. Тридцать миллионов человек таращатся на тебя ровно час в неделю. Их не волнует твое пение. Они любуются твоей неотразимой красотой.

      – То же самое можно сказать и про тебя, – едко проворчал Джейсон. – Ему вдруг захотелось быстрее оказаться в тихом, безмолвном пригороде Цюриха, словно ждущем, когда они снова приедут. Казалось, сам дом хотел, чтобы они остались. Не на ночь, не на неделю, а навсегда.

      – Я выгляжу молодо, – ответила Хизер. Он внимательно посмотрел на нее. Волна рыжих волос, бледная кожа с веснушками, сильный римский нос. Огромные, глубоко посаженные синие глаза. Она была права. О возрасте не догадаешься. Конечно, в отличие от него Хизер не подключалась к телефонным сетям транссексуалов, но ведь и он никогда этим не злоупотреблял. Никакой зависимости, мозговых травм, ничего, что может вызвать преждевременное старение.

      – Ты потрясающе красивая женщина.

      – А ты?

      Его этим не проймешь. Он знал, что сохранил очарование и силу, которые сорок два года назад вписали в его хромосомы. Да, волосы поседели и приходится их красить. Появились морщинки. Но в остальном…

      – Пока у меня есть голос, все будет в порядке. Так, как я хочу. Ты за меня не волнуйся. И постарайся перебороть присущую шестому отчужденность. Так называемую индивидуальность… Ну хорошо, если не хочешь в Цюрих, куда ты хочешь полететь? К тебе? Ко мне?

      – Я хочу выйти за тебя замуж. Чтобы больше не было «у тебя» или «у меня». Чтобы было «у нас». Я бы бросила петь и родила тебе троих детей. Они были бы на тебя похожи.

      – Даже девочки?

      – У нас были бы только мальчики, – ответила Хизер. Он наклонился и поцеловал ее в нос. Она нежно погладила его руку.

      – Сегодня ты можешь лететь куда хочешь, – произнес Джейсон низким, твердым и очень уверенным голосом. Почти отцовским голосом. Обычно на Хизер это действовало. Даже тогда, когда все остальное не помогало. А я, подумал он, где-нибудь сойду.

      Этого она боялась больше всего. Иногда во время их ссор, особенно в доме в Цюрихе, когда никто не мог их слышать и вмешаться, он видел на ее лице этот страх. Возможность остаться одной пугала Хизер; он знал это, и она знала. Страх стал составной частью их совместной жизни. Но не для публики. Для нее все всегда было в порядке. Как и положено профессиональным артистам, они умели контролировать свои чувства. Как бы они друг на друга ни сердились, как бы ни уставали, в глазах своих бесчисленных почитателей, авторов писем, безумных фанатов они оставались нераздельной парой. И изменить это не в состоянии даже лютая ненависть.

      Правда,