Игры мудрецов. Дэлия Мор

тянет он и без интонаций искусственного голоса это слышится странно, – там провалы были по наборам, закрыть их до сих пор пытаются. Восемнадцать циклов, говоришь? Уж не самого ли мастера выпускник?

      Иногда удача и меня ласково целует в макушку. Хотя виликус мог и ловить на лжи таким образом. Придется рисковать:

      – Его самого.

      Трур ведет бритвой по шее снизу вверх, оставляя дорожку гладко выбритой кожи. Одно из тех занятий, которое я никогда не смогу сымитировать, притворяясь мужчиной.

      – Как он там поживает? По-прежнему невыносим?

      – А как же, – хрипло отвечаю я. – Зверствует на тренировках, жжет свои сандаловые палочки и сушит карамель в бумажном пакете.

      Виликус хохочет, резко убрав бритву от горла. Смех гортанный, раскатистый, синтезатор речи гудит на пиковых уровнях громкости

      – Помню, как резал ту карамель, – рассказывает Трур, прополаскивая станок под струей воды. – Бруски должны быть совершенно одинаковыми. Чуть ножом вильнешь, и мастер возвращает переделывать. Я неделю питался бракованной карамелью, пока не научился резать ее идеально.

      Вполне в духе грозного начальника интерната. Улыбаюсь под маской и спрашиваю:

      – А ты давно выпустился?

      – Тридцать семь циклов назад, – отвечает виликус. Глаза округляю от удивления и слышу новый взрыв смеха. – Да, я так же стар, как наш генерал. Можешь не считать в уме, тренировались мы вместе.

      Выросли в одном интернате, Трур – виликус на протезах и с имплантами, а Наилий с Марком стали генералами. Чудны твои игры, Вселенная. От тяжелой мысли опускаются плечи, с усилием цепляю улыбку на лицо и бодро спрашиваю, играя восторженного мальчишку:

      – Здорово, наверное, есть что вспомнить. Никто вот так с генералом близко…

      – Да уж, – усмехается Трур, – но пересекались мы редко. На седьмом цикле меня привезли в интернат, а Наилий уже там был с рождения. Вся его группа тренировалась отдельно. Генетические эксперименты, идеальные солдаты. В свои восемь они умели то, что нам и не снилось. Окрестные горы излазили вдоль и поперек. Нычки у них там были, схроны с полезной и запрещенной всячиной из деревни. Мы завидовали и надеялись, что догоним их в мастерстве хотя бы к выпуску, но нет. Лабораторные мальчики так и остались недосягаемыми вершинами.

      – Понимаю, – вздыхаю я, хотя никогда не смогу понять. Не росла в интернате, чужую жизнь на себя примерила, – у меня дома плакат висит с фотографией Его Превосходства. Смотрел на него каждый день. Думал, что вырасту и стану таким же.

      – Вырастешь еще, – ободряюще кивает виликус, – только дурь из башки выветрится. Много ее там.

      Еще бы. Целый психиатрический диагноз и шесть духов. До инсценировки собственной смерти додумалась, а теперь заперта внутри рабочего комбинезона, и придется мне всю погребальную церемонию мыть, чистить и стирать. Не отпустит меня Трур, не позволит лентяйничать. Виликус выключает воду и вытирается полотенцем.

      – Пойдем, суматошный день сегодня