Призраки Черного леса. Евгений Шалашов

думаешь, – не прогоню?

      – Вы – хозяин, – пожал плечами Томас. – Земля ваша и дом, где мы живем, он тоже ваш. Но я так скажу, что гнать не стоит. Убытков от нее нет. Вы же вроде бы нас с Курдулой на службу берете? Ну, коли мы при службе, то, пока живы, Кэйтрин прокормим. Раньше-то хуже было.

      – Как хоть и жили-то? – заинтересовался я.

      – Да так вот и жили, – вздохнул старик. – Огородик небольшой есть – репу с морковкой сажаем. Кур пять штук. Ну, я еще наловчился голубей силками ловить. Курдулу иной раз стряпать нанимали – на свадьбы там, на похороны. Меня мужики звали, если с лошадками что не так, – ну, кобыла разродиться не может, болезнь какая. Бедствовали, конечно, но с голоду не умерли.

      – А дочка хозяйская на вашей шее сидела?

      Верно, конюху не понравилась моя усмешка, и он принялся защищать нахлебницу:

      – Почему же на шее? Она хоть и господская дочка, но не белоручка. И стряпала, и стирала. К тому ж девка – головастая. Советы всегда дельные давала. Она же, когда фрау Йорген слегла, все хозяйство по дому на себе тянула. Народ говорит – это фрейлейн Кэйтрин с ростовщиком торговалась. Мол, за усадьбу и землю он ей семьсот талеров отвалил, хоть красная цена не больше трехсот.

      «Ах, Мантиз, злодей этакий, не постеснялся взять с меня целую тысячу!» – вяло посетовал я. Я до сих пор соизмерял здешние цены с теми, что были в Швабсонии. А там или, как здесь говорят, по ту сторону гор, усадьба с землей потянула бы тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.

      – Господин Артаке, если вы не спешите, можно я коня искупаю? – робко спросил Томас.

      Возможно, старик и на самом деле хотел искупать гнедого, может, просто хотел уйти от неприятного разговора. Что ж, не буду настаивать, да и Гневко никогда не возражал против купания.

      Я вернулся к флигелю. Обыкновенный одноэтажный дом, не каменный даже, а фахверковый. Думается, флигелем называли для солидности. И довольно-таки старый. У новых домов, сколько я помнил, деревянный каркас не торчит, а замазывается.

      Задерживаться у входа и стучать я не стал, толкнул дверь.

      Изнутри дом представлял собой именно то, о чем я думал. Единственная комната, с очагом посередине, грубый крестьянский стол, четыре тяжелых табурета, сундук и две лежанки. Одна – совсем узенькая, другая пошире. Здесь из каждого угла била нищета, но все было чисто.

      Курдула лежала, а ее приживалка – или как там правильней обозвать? – выжимала мокрую тряпку.

      – Ну, как ты там? – грубовато поинтересовался я, усевшись на ближайший табурет.

      Девица посмотрела на меня таким взглядом, что будь ее воля – испепелила бы. Конечно, вошел без спроса, уселся, не дожидаясь приглашения. В другое время она поставила бы на место наглеца, но пять лет голодной жизни чему-то научили. Курдула же, приподняв голову, сказала:

      – Да все бы ничего, господин Артаке, да голова побаливает.

      – Может, лекаря прислать? – поинтересовался я, хотя и так знал, каков будет ответ.

      – Да зачем лекарь? – возмутилась старуха. – Голова сама пройдет. Отлежусь до вечера.

      – А