Супергерой для Золушки. Лена Сокол

мам, – села и погладила ее по плечу.

      Она шевельнула губами, но глаз не открыла.

      – Мамочка, – позвала еще раз и легонько потрясла.

      – М? – Ее веки с трудом приподнялись, замутненные сном глаза посмотрели куда-то сквозь меня. – Варя…

      – Почему ты спишь? Мам, тебе плохо?

      – М, – простонала она, пытаясь приподняться. Но, очевидно, сил на это у нее не хватало.

      – Мы же с тобой договаривались утром съездить в ресторан. Помнишь? Внести предоплату за свадебный банкет, выбрать торт.

      – Прости, доченька, – мама едва заметно мотнула головой, – не выспалась.

      – Что с тобой такое? Ты сама не своя в последнее время. Поздно легла? Он тебя доводит? – Облизнула пересохшие губы. – Что происходит? Скажи мне честно, мам, я обязательно придумаю, как тебе помочь.

      На сонном лице вдруг промелькнул страх. Эту эмоцию я научилась читать еще давно. Приоткрытые в ужасе глаза, вскинутые брови, сжатый в напряженную полоску рот, резкие неловкие движения – все это каждый раз отражалось в ее поведении, стоило только сказать что-то неугодное мужу. Такое трудно было скрыть.

      – Родная, – она попыталась рассмотреть меня, прищуриваясь от яркого света, – я просто устала. Честно. Прости. Мне нужно только немножко поспа… поспать…

      – Ладно, – выдохнула, поглаживая ее спину, – ничего страшного. Схожу одна.

      – Ох, прости, – прошептала мама перед тем, как отключиться.

      Ее тело выглядело непривычно хрупким, кожа бледной и безжизненной, словно газетная бумага. Я наклонилась и обняла ее. Крепко, но нежно. Вдохнула знакомый запах волос, почувствовала родное тепло и не удержалась от слез. Черт возьми, она казалась мне настолько слабой, почти прозрачной. Что-то внутри подсказывало, что это состояние у нее неспроста. И к этому может быть как-то причастен мой отчим.

      Просидев еще минут пять, поправила одеяло и встала.

      Мама всегда была справедливым человеком. С тех пор, как в нашем доме появилась Кристина, она старалась не делать между нами различий: никогда не поддерживала ни одну из нас в спорах, была одинаково ласкова с обеими, старалась выслушать и окружить заботой каждую.

      Это не означало, что она перестала выполнять свою материнскую функцию на сто процентов, но между нами будто потерялась прежняя связь. Мы больше не проводили много времени вместе, как прежде, не говорили по душам, наше общение стало таким же официальным, как и все в этом доме с приходом Андрея. Даже после моего переезда наши телефонные беседы раз в несколько дней больше напоминали стенографию из зала суда: «вопрос-ответ, вопрос-ответ». Сухо и по делу.

      Мне было жаль ее. Чисто по-женски. Мама каждый день была вынуждена убеждать не только нас, но и саму себя, что живет счастливо. Но это так называемое «счастье» все больше превращало ее жизнь в существование. И сегодняшнее утро только укрепило меня в мысли, что ей нужна моя помощь.

      Перед тем, как покинуть комнату, я остановилась у прикроватной тумбочки. Что-то белеющее среди стопки книг вдруг