Восторг, моя Флоренция!. Джесси Чеффи

мне что-нибудь говорят. Но я никогда не вступаю с ними в разговоры, я не представляю для них никакой опасности. Я чувствую, что во мне есть что-то, что есть и в них.

      – Давай, давай! – крикнул Дарио одному из этих пьянчуг. Изо рта Дарио свисала сигарета. Он заметил меня, что-то тихо произнес одному из пьянчуг и что-то незаметно передал ему из ладони в ладонь. Потом Дарио распрямил плечи, сделал глубокий вдох и посмотрел в сторону. Человек, которому он только что что-то передал, исчез в темном проулке, делая вид, что меня не заметил.

      – Ciao, – поприветствовал меня Дарио. – Как дела?

      – Хорошо, – ответила я. – У тебя как?

      – В трудах и заботах, – вздохнул Дарио. Он всегда отвечал именно так, хотя в его баре никогда не бывало много людей. Мне казалось, что среди всех посетителей только я являлась его постоянным клиентом.

      Он потушил сигарету, открыл мне дверь и, взяв меня за локоть, слегка подтолкнул внутрь помещения. Интерьер его суши-бара оформлен с использованием стали и красного цвета, и я бы сказала, что лет на десять опоздал с претензией на то, чтобы считаться модным. Дарио рассказывал, что влюбился в Японию после того, как побывал в этой стране. «Очень вкусно», – соврала я ему тогда, медленно пережевывая кусочек рыбы, которая, честное слово, не должна стоить так дорого, как он за нее берет. Иногда мне приятно находиться в компании тех, кого я хотя бы шапочно знаю. Иногда я позволяю ему довести меня до дома и даже поцеловать около подъезда. Но сегодня этого не произойдет. Сегодня все будет по-другому.

      В баре, кроме молодой американской пары, гостей не было. Официантка с серьезным выражением лица стояла около двери на кухню, но не подходила ко мне. Дарио вытер стойку бара и щедро налил вина мне в бокал.

      – День нормально прошел? – спросил он меня.

      – Очень хорошо, – впервые совершенно искренне ответила ему я.

      – Какая же ты счастливая, что у тебя отпуск. А вот я всегда на работе, всегда в делах. А чем ты занимаешься в Бостоне? Ты ведь из Бостона, верно?

      Я совершенно не ожидала этого вопроса.

      – Фандрэйзингом занимаюсь, – ответила ему я, словно не потеряла этой работы. – Для нужд музея.

      – Что?

      – С искусством работаю.

      – А-а, ты художница.

      Я его не стала поправлять. Какой смысл объяснять, что моя прошлая работа имела прямое отношение к деньгам и не имела никакого отношения к искусству (хотя выбрала я ту работу во многом из-за того, что все-таки какое-то отношение к искусству у нее было). Вначале я даже делала большие успехи на той работе. Я делала вид, что все то, чем я занималась, имело какое-то значение.

      – Ну, тогда ты понимаешь, что такое весь день трудиться как пчелка, – продолжил Дарио.

      Я утвердительно кивнула. В уверенности Дарио было что-то агрессивное и заразительное, и я сама начала вести себя так. На лбу и лысеющей голове Дарио выступили крупные капли пота. Он налил мне второй бокал вина, и после того как принесли мой