Геометрия моих чувств. Виолетта Роман

четвертого этажа. Кроме внезапно подобревшей Нины, конечно.

      – Вот выдра… – сокрушается моя утешительница. – Она уходила от нас со скандалом. Шеф ее поганой метлой гнал. Видимо, решила пакость на прощание сделать. Не думаю, что Егор Анатольевич знает о том, что она так поступила с тобой. Почему ему не сказала?

      – Не привыкла жаловаться, – шмыгаю носом.

      – Калинина хоть не набросилась на тебя?

      – Нет, ерунда, – отмахиваюсь, вытирая слезы. Потекшая тушь остается черными разводами на руке.

      – Это тебе еще повезло. По этим дамам психушка плачет.

      – Ты не в курсе об этом производстве? Судя по документам, она с дочками набрала кредитов в двух банках на пять миллионов. И не выплачивает уже больше года.

      – Все правильно. Она бизнес замутила. Ателье. Шьет дорогую одежду для богатых клиентов. У них в семье единственный адекватный человек был – ее муж. Он один деньги в семью зарабатывал. Дамы его привыкли жить на широкую ногу. Ни в чем себе не отказывать. Внезапно глава семейства умирает. И женщины не находят иного выхода… Тупо набирают кредитов, не думая о том, чем отдавать потом. Ведь шитье ее, честно говоря, особой прибыли не приносит. Но Калининых ничего смутить не может. Королевны по сей день пользуются услугами домработницы. Тачки у каждой крутые. Я знаю, что на машины как раз таки наложили арест. У младшей изъяли мини купер. А мамаша свою спрятала. Дознаватели, кстати, собираются на нее 312-ю возбуждать. За сокрытие арестованного имущества. Так что тебе к ней только со спецназовцами и не ждать теплого приема.

      – Я поняла уже, – хмыкаю, чувствуя, что наконец-таки отпустило меня. В голове так ясно и в душе спокойно стало.

      – Только вот поздно. Я заявление писать буду. Не нравится мне ваш начальник, – пожимаю плечами, прикидывая в уме шансы на возвращение в старый отдел.

      – Ты это зря, – хмурится Нина и, приоткрыв дверь, выглядывает в коридор.

      – Егор Анатольевич строгий. Местами слишком, но он справедливый. И премиями балует хорошо. Он же преемник Кая! Три года на этой должности уже. При Егоре Анатольевиче, кстати, еще цветочки. Кай – вот кто настоящий цербер.

      – Так они друзья? – удивляюсь я, хотя пора бы уже перестать.

      – Еще какие, – ухмыляется Нина.

      – Почему его Каем называют?

      – Да потому что сердца у него нет. Чёрствый и бесчувственный он. Ни с кем и ни с чем не считается. Вот его точно не разжалобишь. Вообще удивительно, как они с нашим шефом дружат. Совершенно ведь разные.

      – А по мне – так одинаковые, словно близнецы, – смеюсь я, выходя из кухни вслед за Ниной.

      Возвращаюсь к себе и устало опускаюсь на стул. Что теперь делать? Собирать манатки и ехать в кадры с заявлением? Или надеяться на чудесное прозрение начальника? Хотя прозрение навряд ли случится. Особенно после моего концерта и фееричного хлопка дверью. Нет, эти снобы не простят. Абсолютную тишину пустого кабинета разрывает звонок рабочего телефона. А у меня сердце от страха биться перестало. Ну все, Гофман, час расплаты пробил…

      – Да, – слетает безжизненно