В ночь под Рождество. Виктор Стукалов

лая, скорее для видимости, чем для пользы дела, они дальше крыльца за Мельниковым не пошли.

      Пройдя через просторные сени и постучавшись, Мельников распахнул дверь и вошёл в дом.

      В доме было тепло и уютно. В кухне перед открытой дверкой печи на табурете, опрокинутом на бок, сидел Савелий. Облокотившись локтями в колени, он курил самокрутку, пуская густые клубы дыма в от-крытую дверку.

      Повернувшись к вошедшему Мельникову, Савелий пристально, вприщур, взглянул на него. Затянувшись ещё раз глубокой затяжкой и, пустив струю дыма в открытую дверку, он выбросил в неё окурок, прикрыл дверку и повернулся к Мельникову: – Ну, и чаво стоишь? Проходи, коли пришёл, в ногах-то правды, всё одно, нет. – Савелий молча показал на стоявший у стола табурет.

      Мельников пододвинул ближе к себе табурет и сел, сняв шапку.

      Савелий тяжело поднялся с табурета, поднял его и с табуретом в руках молча прошёл к столу, шаркая по давно некрашеному полу стоптанными валенками. Поставив табурет на ножки, он сел напротив Мельникова, положив руки на стол. Возникла неловкая пауза.

      – Я, что зашёл к тебе, Савелий Никитич, тут такое дело… – Мельников кашлянул в кулак и посмотрел на Савелия. – В конце ноября – продолжал Мельников – к нам в посёлок приехали три охотника из Хабаров-ска. Может, помнишь? Они ещё к тебе заходили…. Помнишь?

      – А чаво не помнить? Как же, помню…Были они у меня. Ишшо переночевали, а утречком и уехали… – оживился Савелий. – А чаво ты спрашиваешь, али случи-лось чё? – насторожился Савелий.

      – Да вот, не знаю, что и думать… – Мельников расстегнул ворот меховой куртки и потёр ладонью лицо, как бы сгоняя прочь что-то нехорошее. – Понимаешь, Савелий Никитич, сегодня утром мне звонили из Хабаровска… Звонила женщина… Может жена, а может и начальница кого из этих охотников… Отпуск у них уже закончился, а из тайги они не вышли. К машине своей, что оставили на дороге, тоже не выходили.

      Такого быть не может, если, конечно ничего худого не случилось. Ты, случаем, не знаешь, где они могут быть? Может, что говорили? – Михаил Николаевич напряжённо смотрел на Савелия, ожидая ответа.

      Савелий ладонью пригладил седые и пожелтевшие от крепкого табака усы, потом, запустил за расстёгнутый ворот изрядно поношенной нательной рубахи ладонь, почесался и, прищурившись, протянул: – О-о-о, во-о-она оно ка-а-ак… Щас мы узнаем, где они затаборились… – и, повернувшись в пол-оборота к двери в смежную комнату, крикнул:– Лёнька! Слышь, Лёнь, ну-ка поди сюды!

      Из комнаты вышел невысокого роста крепко сбитый паренёк лет шестнадцати. Поправив рукой пряди длинных тёмно-русых волос и, поздоровавшись с Мельниковым, вопросительно посмотрел на Савелия.

      Савелий представил его Мельникову, кивнув голо-вой в его сторону – Вот, внук мой, Ленька, он должон знать, где энти охотники затаборились. Он их в тайгу спроваживал, он и скажет….

      Отвечая на вопросы, Лёнька обстоятельно рассказал, что на следующий день по приезду, утром он вместе с охотниками выехал на машине