Час Андромеды. Научно-фантастический роман. Евгений Беляков

по-другому. К тому же нас с детства учат осознавать свои глубинные порывы и мотивы.

      На самой вершине горы среди буйно цветущей растительности стояло дерево. Под ним виднелась мраморная плита. Расчистив ее руками, Динг и Руна увидели древние буквы. Переводчик мгновенно перевел текст.

      Гаснут во времени, тонут в пространстве

      Мысли, событья, мечты, корабли…

      Я ж уношу в свое странствие странствий

      Лучшее из наваждений земли…

      – Какое чудесное видение! – сказал Динг.

      – Смотри! – воскликнула Руна, – Во-он там, вдали на берегу, стоял некогда дом поэта. И на крыше была смотровая площадка. Надо как-нибудь прийти туда вечером, посмотреть на пламя заката, его отражение в воде залива – ведь стихотворение об этом…

      – Что это за камни здесь, на плите?

      – С давних пор принято приносить сюда морские камни. Частицы стихий: земли, воздуха, воды и огня соединяются здесь…

      – А знаешь, Руна, – у меня вовсе нет ощущения, что здесь – место смерти. Нет! Скорее, наоборот. Это место жизни! Я читал, что сам Эрф Ром упоминает его в одном из своих романов…

      – Да. Но он не называет имени поэта.

      – Почему?!

      – В те времена это было не безопасно. Во всяком случае, книгу могли не издать.

      – Почему?!

      – Потому что поэты всегда в истории говорили правду. Если были настоящими, конечно. А правда была не нужна сановникам от социализма, они боялись истины. Вот они и скрывали ее. Ведь здесь в начале ЭРМ творились ужасные беззакония…

      – Тогда это общество инфернально. Если бы оно существовало сейчас, Великое Кольцо имело бы право на активное вмешательство.

      – Конечно, – ответила Руна, – но в те годы люди еще ничего не знали о существовании Великого Кольца, как и Великое Кольцо о них. И память о многих писателях и поэтах сохранилась лишь благодаря тому, что их произведения тайком переписывали добрые люди. Даже романы Эрфа Рома были под запретом.

      – Неужели? Это трудно даже себе представить!

      – Тем не менее, это так.

      Всю обратную дорогу Зуг Динг молчал. Было ветрено. Шумели колеблемая ветром трава и кроны низких деревьев. Где-то вдали бухало море, расплескивая пену. Зуг Динг думал о том, как много страданий перенес этот мир, как много сломанных судеб, горя и страха прошло над ним чередой и круговертью. Только эти вечные камни, вечное Море, казалось бы, остались столь же прекрасными, как и в миг своего возникновения.

      «Как уязвима красота, – думал Динг. – Особенно красота, хрупкая и нежная. Даже сейчас, в эпоху заботы обо всем, что выше среднего. Что же говорить о далеком прошлом, когда Стрелы Аримана без жалости косили красоту и оригинальность!». Он смотрел на Руну, и сердце его сжималось от страха и жалости, соединенных с острым, почти болезненным чувством гармонии…

      К вечеру небо пожелтело, появились розовые облачка. Слева на небе показался месяц, справа – над огромной горой