Метафизика памяти. В. Д. Губин

ощущением или переживанием закреплен определенный комплекс нервных процессов в мозгу, то одинаковые ощущения или впечатления всегда вызывали бы одинаковые переживания, однако сознание никогда не возвращается в прежние состояния, потому что тащит за собой всю прошлую память, которая постоянно изменяется и обогащается, и подобна, говорил Бергсон, мелодии, которая постоянно изменяется от каждой новой присоединенной ноты.

      Поль Рикер полагал, что «можно развивать этический и политический дискурс о памяти и заниматься сложной деятельностью в многочисленных гуманитарных науках, даже не упоминая при этом о мозге»[9].

      Можно, например, попытаться показать, писал М.К. Мамардашвили, как те или иные сознательные состояния вызываются процессами в нейронах головного мозга и комбинациями их активности. Но независимо от успеха или неуспеха попытки такого рода ясно, что знание о нейронах ни в какой вообразимой культуре, ни в каком вообразимом сознательном существе не может стать элементом сознательного опыта. Понятие нейронов является лишним, лишней сущностью, поскольку мы в принципе отгорожены как раз от того, что физически обусловливает наше сознание, отгорожены экраном самого этого сознания. «…Если бы мы могли прямо воспринять ту пляску электронов, которая совершается в нашем теле и которая, безусловно, в терминах физической картины является условием нашего сознания, то мы в ту же секунду умерли бы или сошли с ума (а может быть, сумасшествие и является состоянием, когда из видимого мира перепадаем в действительный микромир?). Подобный феномен известен в исследовании зрения, где различают видимый мир и видимое поле зрения. Если мы увидим последнее, а не видимые в нем предметы, то зрительная структура разрушается»[10].

      Также для метафизической позиции кажется излишним компьютерное моделирование процессов памяти. Если жесткий диск не меняется и каждый раз выдает одну и ту же информацию, то 98 % молекул нашего мозга полностью обновляются каждые двое суток. А это значит, что через каждые два дня мы должны забывать все, что узнали до этого.

      Есть ученые, например Р. Шелдрейк, В.В. Налимов, которые считают, что память находится не внутри, а вне человека, это некоторое напряжение, подобное силовому полю. Это поле нельзя измерить никаким инструментом[11]. Правда, рассуждения о «поле», наверное, никогда не выйдут за рамки гипотез.

      Для физиологов, видимо, кажутся совершенно бессмысленными рассуждения М. Хайдеггера о том, что память свидетельствует изначально вовсе не о способности запоминать.

      Память – это целое духа в смысле постоянной внутренней собранности. Память как молитва, поминовение (Аndacht): неотпускаемое, собранное пребывание при… а именно не только при прошлом, но и равным образом при настоящем и при том, что может прийти[12].

      Для иллюстрации моих рассуждений можно упомянуть о метафизическом измерении языка: филология, лингвистика, сравнительное

9

 Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004. С. 586. При изучении метафизического аспекта памяти нет ни повода, ни нужды прибегать к нейронаукам, поскольку они не изучают такой важнейший аспект бытия памяти, как виртуальность. «Но в материальном следе нет инаковости, нет отсутствия. Все в нем есть позитивность и присутствие» (Там же. С. 590).

10

 Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. [Электронный ресурс] URL: //www.klex.ru/27u (дата обращения: 05.06.2014).

11

 См.: Шелдрейк Р. Новая наука о жизни. М.: Рипол Классик, 2005.

12

 Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М., 2010. С. 162. «Достаточно вспомнить, что в русском слове “память” звучит семантический оттенок “имени”: по(и)мянуть – по-именовать, по-миновение – по-именование. Здесь именование близко имению, а иметь в памяти и именовать оказываются созвучными и близкими по смыслу. В русском слове “память” звучит и личное местоимение первого лица, винительного и родительного падежа: “мя”, связующего я-имя-имение в единую цепь поминовения-памятования как называния и сохранения имени, установления связи между именем и сущностью, удержания в памяти Я и мира. Эти семантические оттенки пришли из глуби веков» (Стародубцева Л. Мнемозина и Лета. Память и забвение в истории культуры. Харьков, 2003. С. 253).