Богатство идей. История экономической мысли. Алессандро Ронкалья

аспектах он может помочь нам понять переход, ставший во многих отношениях шагом назад, от смитовского понятия человека, направляемого богатой совокупностью страстей, к рикардовскому понятию экономического человека.

      «Утилитаристская революция» родившегося в Лондоне философа Джереми Бентама (1748–1832) произошла в области, отличающейся от политической экономии, хотя во многих отношениях затрагивающей ее, а именно в области этики. В этой области на протяжении веков дискуссия (упомянутая выше, подразд. 2.1) заключалась в противостоянии двух подходов: де-онтологического и консеквенциалистского. Бентам осуществил решающий вклад в развитие последнего.

      В нескольких словах, деонтологический подход утверждает, что действия «хороши» или «плохи» сами по себе: моральное качество действия является присущей ему характеристикой. Например, нанесение человеку вреда, безусловно, является «плохим». Консеквенциалистский подход утверждает, что о любом действии надо судить в том конкретном контексте, в котором оно было произведено, т. е. исходя из его последствий. Даже нанесение вреда человеку может быть «хорошим», например, если кто-то вынужден был это сделать, чтобы предотвратить убийство этим человеком кого-нибудь другого[308].

      Деонтологические теории этики обычно основывались на принципе авторитета; традиционно они ассоциировались с религиозными заповедями и были характерны для обществ, ориентированных на уважение к традициям. Консеквенциалистские теории этики вышли на первый план вместе с новой рационалистической ориентацией эпохи Просвещения. Многие философы и социальные реформаторы (такие как Беккариа и Верри в Милане: см. выше, подразд. 4.8) по-разному способствовали успеху данного подхода; Бентам среди них, несомненно, сыграл решающую роль.

      Бентам суммировал консеквенциалистскую этику в выражении «принцип наибольшего счастья», или «принцип полезности», который составляет фундаментальную аксиому его первой важной работы, «Фрагмента о правлении». Согласно этой максиме Бентама, «именно наибольшее счастье наибольшего числа людей является мерой добра и зла» [Bentham, 1776, p. 393]. Данный принцип происходит из двух источников – от Хатчесона и (через Беккариа) от Гельвеция (ср.: [Halévy, 1900, p. 13, 21])[309]. Если воспринимать его буквально, то он предполагает два элемента («наибольшее счастье» и «наибольшее число людей»), которые одновременно надо максимизировать. Данный ключевой элемент необходимо учитывать при интерпретации Хатчесона и Беккариа; однако представляется, что «исчисление счастья» (felicific calculus) Бентама предполагает максимизацию только одной переменной: общего социального счастья.

      Исчисление счастья, предложенное Бентамом в качестве основного элемента его консеквенциалистской этики, состоит в количественном измерении и алгебраическом суммировании удовольствий и страданий, возникающих в результате любого действия или ряда действий (где удовольствия, разумеется, имеют положительный знак, а страдания – отрицательный). Добро – это то, что дает в качестве результата алгебраически

308

Естественно, что такая четкая дихотомия между деонтологическим и консеквенциалистским подходами упрощена и скрывает многие проблемы. Как показал Сен [Sen, 1991], деонтологические теории открыты, как правило, для признания, по крайней мере, косвенного, значения последствий действий, а консеквенциалистские подходы обычно сохраняют некоторые элементы априорных суждений. В целом, однако, это различение остается наиболее полезным ключом для интерпретации. То же самое можно сказать и о дихотомии, которая во многом аналогична обсужденной выше, но при этом отличается от нее в некоторых существенных аспектах, а именно о дихотомии между трансцендентальной этикой и гедонистическим подходом. Вкратце, трансцендентальная этика утверждает, что конечная цель действий, которая определяет их моральную ценность, не относится к этому миру; гедонистический подход утверждает, что конечной целью является индивидуальное благосостояние. Наряду с консеквенциализмом гедонистический подход характеризует так называемый «философский радикализм».

309

Шумпетер напоминает, что Гельвеций (в De l’esprit, 1758) «сравнил роль принципа собственного интереса в социальном мире с ролью закона всемирного тяготения в физическом мире» [Шумпетер, 2001, т. 1, с. 165].