Очевидец грядущего. Борис Евсеев

Глаза выпучены и корона махонькая – не по размеру – на голове. Свистит она и обмороки с собой приносит. Стал я одного разу ящерицу эту ругать: что ты, кричу, за ящерица такая? Зачем сюда приползаешь? Зачем обморок в пасти несёшь? А она мне сладко так говорит: «Не ящерица я. Хозяйка дома. Прадед твой Горизонтов меня признавал. Значит, я и твоя хозяйка. Отвечай, неуч: запомнил ли всё, что видел?»

      – Опять заговорил, как девчонка. Любят они друг дружку ерундой пугать! А ты не пугай! Учись прилежно. Выучишься, может, священником, как прадед, станешь.

      – Не стану я священником. Стану другим кем-то. Тем, кто власть укоряет.

      – Это зачем же? Это почему надо власть корить-укорять? Всякая власть от Бога!

      – Я про власть хорошенько ещё не понимаю. А только в обмороке кто-то, как в ухо вдул мне: «Через два с половиной века никакой власти не будет!»

      – А как же государства, дурень?

      – И государствов не будет. Каждый человек – сам себе государство будет.

      – Нет! Вы поглядите только, – оглядывалась бабка на икону «Всех святых в земле Русской просиявших», – вы послушайте только, отцы мои, что он языком своим поганым тут плещет! Ты у меня точно в больницу загремишь.

      – Не загремлю. Ты, бабун, завтра про мои слова забудешь.

      – Такое – забыть? Тебя про государство – кто подучил?

      – Никто. Сам знаю. И в обмороке говорили.

      – Не поверю, чтоб какой-то дурошлёп своим птичьим разумком такое знать мог.

      – Я ж тебе говорю: обморок так сказал. А разумок у меня не птичий, нормальный.

      – Ага, нормальный. Пришивала я третьего дня прямо на тебе хлястик. А нитку в рот и забыла тебе сунуть. Вот разум и пришила. Так ты молчи лучше. При Усаче не посмотрели б, что маленький, в «чёрный воронок» – и в лагерь.

      – Я знаю, что такое «чёрный воронок». Никогда «воронок» за мной не приедет. Другая машина приедет.

      – Ты точно у меня хворый. У нас каждого человека – в воронок и в лагерь могут!

      – Кому не надо, того не повезут.

      – Что ты мне тут по ушам ездишь! Как та цыганская Настя. Ну, маленькая эта, замурзанная, которую старые цыганки к мужикам подсылают… А хочешь, я тебе про твоё будущее скажу? Станешь ты от таких слов девчонкой, а потом болтливой бабой. Хоть и в штанах ходить будешь.

      – Ещё чего. Умру, а девчонкой не стану… Лучше про Досифея скажи, ба.

      – Мало чего я знаю. Только то, что отец Кит рассказывал. И прочитать негде. Только тропарь про него – или уж правильней, про неё – про святую девицу знаю:

      Иже Духом Святым издетска Христу обручена была еси,

      И, сокрывши себе от мира в подобии мужестем,

      Пещерное затворение сладостно восприяла еси.

      Молися о нас, Досифея славная, Жениху твоему.

      Да избавит нас от мрака греховного

      И спасет души наша…

      – А тебя и Корнея кто от мрака избавит, как меня не станет? Сокрушённые сердцем вы оба! Убила б вас, кабы не любила так. Надо бы «пещерное затворение»