Ангел обыкновенный. Таша Истомахина

в зелени городка, застроенного двухэтажными деревянными особняками на сонных улочках вдоль широкой реки.

      В студенчестве Эмма жила в Питере, а я в Сиверске, мы редко переписывались и иногда виделись на каникулах. Прошло ещё несколько лет, и мы опять оказались очень близко: подруга и её мама перебрались в Паберег. Я познакомила их с Марьяной, которая, совершив определенный круг своей жизни, из Сиверска снова вернулась на «малую родину» в Паберег. Так и получилось, что мои лучшие подруги – детства и юности – обе живут в одном городе…

      – Что делаешь? Может, поужинаем? – голос сестры напомнил, где я и почему.

      – Письма Эммы читаю, которые она мне в детстве отправляла из своих путешествий. И архив мамы разбираю.

      – Кашу сварим?

      – Давай, – я потянулась по узкому коридору в крохотную кухоньку следом за Кирой. – Представь, нашла документ с описанием дома, в котором мама родилась за год до войны. Хороший был дом, пятистенный, записан на Филосопа Фомича и Арину Ефимовну.

      – Прадеды? – спросила сестра, доставая кастрюлю из духового шкафа.

      – Ага. Кстати, можно я возьму себе чугунную сковородку для блинов? – я передала Кире пакет с крупой из коробки, что стояла ближе ко мне. – Ты знала, что прадед наш был лесничим? Мама говорила, что у него из-за гангрены осталась только одна нога, и борода была до пояса. И у него было три сына от двух жен. Первая ослепла и рано умерла.

      – Первый раз об этом слышу. И откуда взялась вторая жена? – Кира повернулась ко мне, продолжая помешивать кашу в кастрюльке, которая достигнув определенной стадии густоты, тут же начала горячо «плеваться».

      – Приехала в деревню из Санкт-Петербурга. Представляешь? Конкордия была молодой. К тому времени прадед уже овдовел и позвал её замуж. В 1919 она родила сына Василия, нашего деда, который женился на Марии, нашей бабушке.

      Я разложила готовую кашу по тарелкам, капнув по центру каждой постного масла. Забрав еду с собой, мы вернулись в большую комнату. Кира забралась с ногами на диван, а я села напротив неё на крашенную табуреточку, в пол роста от обыкновенной.

      – И откуда ты всё это знаешь?

      – Так я много лет вела записи семейных хроник. Сначала заводила с мамой разговор о её детстве, выспрашивая подробности, раз за разом задавала вопросы, а потом украдкой записывала их на клочках бумаги. За несколько лет я собрала почти все её воспоминания.

      – Мы с ней никогда ни о чём таком не говорили.

      – Она очень уставала от этих разговоров. Начинала всегда охотно, а заканчивала на нерве, разбередив душу.

      Мы помолчали, а потом сестра вздохнула:

      – С мамой было трудно.

      Кира встала задернуть шторы, оттого, что в комнату начали врываться всполохи от паркующих свои машины соседей: сумерки делали свет фар тревожным.

      – Я не знаю, бывает ли хорошей смерть, но я бы