Из плена тьмы. Если ты долго смотришь в бездну, то тьма поглощает тебя. Валентина Вануйто

как будто затягивало в этот лабиринт. В детстве, наверно, многие во сне проходили такие длинные коридоры, где гонимые страхом бежали от кого-то и куда-то. Сейчас я также стремилась вырваться с этих узких коридоров лабиринта. Они словно давили на меня с боков, сверху, стараясь протиснуться сквозь узкие проходы. Я попыталась бежать, чтобы найти конец коридора и выйти. Но он оказывался продолжением другого, еще более узкого и душного. В ужасе и в страхе я медленно продвигалась по бесконечному сужающемуся коридору туда, где, как мне казалось, ждет липкое, красное, возможно черное, бесформенное месиво, готовое поглотить.

      – И снова этот лабиринт, – протянула я, оглядываясь на безмолвных духов, которые заходили в двери и выходили. – Мы так и будем здесь бродить? – но, все были заняты собой и стремились найти выход.

      Подойдя к одной из дверей, я остановилась в нерешительности. Решила проверить, что там, за дверью. Протянув руку к ручке, задержалась. Потом решительно дернула на себя дверь, которая с каким-то шумом раскрылась. Комната была темной, где-то мелькал слабенький огонек. Я заглянула внутрь, придерживая дверь, чтобы невзначай не захлопнулась, прищемив при этом голову. Постояв несколько секунд неподвижно, прислушиваясь к тишине и не обнаружив ничего необычного, я успокоилась. Медленно шагнула в комнату. Но, как мне показалось, кто-то подтолкнул меня. Я чертыхнулась, разозлившись на того, кто толкнул, и невольно пришлось войти. Прошло время, но я не могла понять, сколько именно – секунды, минуты, часы. Приоткрыв глаза, обнаружила, что все еще нахожусь во мраке какого-то помещения. Мягкий свет освещал пространство вокруг.

      – Простите! – громко подала голос, направляясь к свету. Комната была абсолютно пустой, и что было самое удивительно – стены были украшены чьими-то портретами. – Здесь есть кто-нибудь? Эй! Кто-нибудь! – мои слова эхом отражались от стен.

      Стало вдруг страшно, и я попыталась успокоиться, дышать ровнее и не паниковать раньше времени. Вдруг передо мной возникла рожа. Да, именно рожа, а не лицо. Она была коллажем из тысяч чужих черт – лиц, искривленных и перекроенных, которые встречала сотни раз – такое, казалось бы, знакомое и в то же время совершенно неизвестное. Дикий блуждающий взгляд, как у помешанного, сидящего на стальной игле или нюхающего райский порошок – пыльцу высушенных трав. Но, несмотря на пустые глаза и выпученные зрачки, он, скорее всего, был слеп. Из щек и губ торчали тонкие антенны, вроде тех, которые имеются у крыс. Такое чувство было, что он был грязный и вонючий, укутанный во что-то мягкое; разве что у него отсутствовал хвост и мерзкий тонкий писк.

      – Преступница! – прохрипел дух комнаты, появившийся из мрака.

      – Нет! Я Анджелайн! Я ищу выход отсюда, – вздрогнула, с ужасом понимая, что это мои преступные мысли, в виде этого чудовища.

      – Преступница! – повторил он, словно приговаривал меня к смерти или на пожизненное заключение. – Твоя душа ничтожна и омерзительна! Ты много совершила мысленных преступлений, – не отводя от меня отвратительных глаз, сказал судья-палач. – Твои мысли преступны и ужасны! – прохрипел он.

      – Я почти не живу – обвиняю,