Kiss the rain. Виолетта Роман

Нет, распустила уши, а он и рад, лапши навешал. Показушник чертов. Ну, и для чего, спрашивается, звать на свидание, а потом тупо динамить? Если передумал, так и скажи, предупреди человека. Открываю последнее сообщение от него: «Сегодня, в 8 вечера, в центральном парке у фонтана».

      Сорок минут простояла. Нет. Все. С меня достаточно. Напоследок оглядываюсь по сторонам. Кругом влюбленные парочки, радостные детишки с воздушными шариками в руках. Даже, вон, парочка пенсионеров не спеша гуляют по аллее, взявшись за руки. Только я, словно неудачница года. Включив музыку в телефоне, надеваю наушники и неспешным шагом направляюсь к дому.

      Сбросив в прихожей кроссовки, прохожу в гостиную, где застаю маму.

      – Мам, привет, – подхожу к дивану и усаживаюсь рядышком с ней.

      – Викуль, привет, ты чего так рано? – спрашивает она, отвернувшись к окну, вытирая наспех глаза. А когда мама поворачивается ко мне, я вижу, что лицо у нее красное и припухшее от слез.

      – Друг на встречу не пришел. Мам, все в порядке?

      – Небольшие трудности, – улыбается она, пожимая плечами. Но улыбка ее получается вымученной.

      – Что случилось? И где Поля? – спрашиваю я, взволнованно смотря по сторонам.

      – Поля в комнате, дуется, – отмахивается она и, взяв пульт от телевизора, выключает его.

      – Может, расскажешь, мам?

      – Не знаю, что и делать, – пожимает она плечами. А я смотрю на нее, и у самой слезы напрашиваются. Такая она уставшая, такая потерянная.

      – Сегодня забирала Полю с танцев. Ее хореограф, Альбина Владимировна, сказала, что для поездки на турнир в Москву нужно сдать тридцать тысяч. Плюс танцевальный костюм нужен. Это еще тысяч двадцать, минимум. И на дальнейшее, если мы хотим в турнирах места призовые занимать, нужно брать индивидуальные занятия. А мы и так еле концы с концами сводим…

      – Полька расстроилась из-за этого? – спрашиваю я, судорожно обдумывая сложившуюся ситуацию.

      – Да… у меня сердце разрывается, – всхлипывает мама, а я притягиваю ее к себе.

      – Она ведь живет танцами, с пеленок любит это дело. И как мне ребенку объяснить, что мама не может помочь? А от отца вообще – одно название, – мама плачет навзрыд, а я изо всех сил прижимаю ее к себе. Есть две вещи, которые я не могу видеть. Мамины и Полькины слезы.

      – Мам, не упоминай даже его имя… уж лучше в нищете полной, чем рядом с этим извергом. Мне до сих пор снятся сны кошмарные, – ежусь, словно от холода, при воспоминаниях о Полином отце.

      – Не везет мне с мужчинами, – вздыхает мама, немного успокоившись.

      – Что твой отец оказался трусом и предателем… а Полькин, так вообще, садист агрессивный. Слава богу, за решётку его упекли, подольше бы он там сидел.

      – Мам, давай не будем, – целую ее и отстраняюсь. – Я обещаю, помогу. Что-нибудь придумаем.

      – Ничего не вздумай придумывать, – восклицает мама и смотрит на меня перепуганными глазами.

      – Твое дело – учиться хорошо, чтобы хотя бы с этим у нас проблем не было.

      – Мамуль, за меня не волнуйся, – сжимаю ее ладонь и улыбаюсь.

      – Мне Машка на днях говорила, что