Не делай добра. Ирина Градова

что заставило вас решить, что девушка в поезде нуждалась в помощи?

      – Я заметил синяки у нее на шее, – ответил Мономах, вспоминая свои тогдашние ощущения. – Она прикрывала их, но я все равно увидел.

      – Считаете, это говорит о домашнем насилии?

      – Вполне вероятно, но утверждать не могу, это всего лишь предположение. Девушка вела себя странно, при каждом звуке вздрагивала и оборачивалась.

      – Как вы смогли бы ей помочь? Раз дали визитку, значит, что-то было у вас на уме?

      – В больнице работает психолог, хороший специалист. К нам порой поступают пациентки в тяжелой жизненной ситуации, и она оказывает поддержку. Я подумал… Но вы так и не сообщили, что случилось с девушкой?

      – Она попала под машину.

      – Но вы же сказали…

      – Четыркину доставили в вашу больницу, в травматологическое отделение. Ее пытались спасти, но, как сказал хирург, травмы оказались несовместимы с жизнью. Свидетели утверждают, что девушка не сама бросилась под автомобиль – ее толкнули.

      – Кто?

      – Парень в толстовке с капюшоном, по словам очевидцев. А случилось все у вашей больницы вчера вечером. Теперь понимаете, почему меня заинтересовала ваша карточка, найденная в вещах Четыркиной? Она приходила к вам.

      – Ко мне?!

      – Доктор, а что вас так удивляет, вы же сами дали ей визитку! О чем вы говорили?

      – Да не говорили мы, я ее не видел!

      – А вот работники больницы утверждают, что она получала временный пропуск, чтобы пройти в ваше отделение.

      – Неужели? – Мономах растерялся. – Но я… мы не встретились! Во сколько это было?

      – Если верить журналу выдачи временных пропусков, в шесть тридцать.

      – К этому времени я уже ушел. Это можно проверить.

      – Непременно. Значит, говорите, Четыркина приходила, но вас не застала?

      – Я не так говорил. Я сказал…

      – Да помню, помню! Ладно, доктор, на сегодня мы закончили. До встречи. Кстати, на тот случай, если вы не в курсе: жертва была беременна.

* * *

      – Я же звонил тебе и даже писал, предупредить пытался! – с укоризной качал головой Гурнов, провожая Мономаха в трупохранилище.

      – Ну извини, я на операции был! – огрызнулся тот. – Значит, Мартынюк с тобой разговаривал?

      – Ничего путного я ему сказать не смог: вскрытие как вскрытие… ну, за исключением плода, разумеется.

      – Почему не удалось спасти?

      – На третьем-то месяце?

      – А сама от чего умерла?

      – Видишь, как бывает: хоть и произошло все у самой больницы, хоть и помощь вовремя оказали, а вот поди ж ты… – Гурнов махнул рукой, словно сердясь на кого-то. – Шансов у девчонки немного было: позвоночник на честном слове держался, множественные переломы конечностей…

      – Что известно о водителе?

      – Шутишь? Он рванул оттуда, как будто за ним черти гнались!

      – Оставил девочку помирать?

      Гурнов развел длинными, словно крылья цапли, руками. Он и сам здорово походил на птицу – высокий, костлявый, узколицый, с крупным