Цена дружбы. Алия Амирханова

Вся атмосфера вокруг была полна ожиданием: для гостьи – чего-то ранее неведомого и пугающего, для хозяина – страстно желаемого. Жаркое было действительно вкусным, но страх и отвращение перед грядущим напрочь лишили Катю аппетита. Поклевав горячее и пригубив вино, она замерла в ожидании. Щёки её пылали огнём, и она вся дрожала. Константин Степанович включил музыку и, подойдя к Кате, галантно подал руку, приглашая на танец. Красивая музыка, дыхание, ставшее единым…. Его руки, минуту назад кружившие её в танце, вдруг решительно заскользили по спине девушки, прижимая её к себе в страстном поцелуе…

      Когда всё наконец-то закончилось, и Константин Степанович, тяжело дыша, откинулся на подушку, Катя, стыдливо прикрываясь простынёй, сразу же стала одеваться.

      – Полежи немного, отдохни, – он ласково провёл по её руке.

      Катя с трудом сдержалась, чтобы в отвращении не отдёрнуть руку, но лишь быстрее стала одеваться.

      – Уже поздно, мне надо домой.

      – Подожди, я такси вызову.

      Когда такси приехало, Константин Степанович, накинув халат, вышел проводить Катю.

      – Мне ни с одной женщиной не было так хорошо, как с тобой, – сказал он на прощание поцеловав её в голову. Потом, как бы опомнившись, быстро достал из кошелька тысячную купюру.

      Катя инстинктивно спрятала руку в карман.

      – Ну, чего ты испугалась, дурочка? Это тебе на такси.

      Выйдя за дверь квартиры, Катя, не дожидаясь лифта, помчалась по ступенькам вниз. Ей хотелось быстрей выбраться из этого пристанища разврата. Она была противна себе. Перед самым такси её стошнило. Отвращение, которое она гасила в себе почти три часа, сейчас выходило из неё в буквальном смысле, выворачивая наизнанку. Ругаясь, таксист отвернулся, но уезжать не стал, зная, что ночная такса дороже в три раза.

      Через короткое время Кате стало немного легче.

      – Извините, – она села на заднее сиденье и назвала адрес. Ехали молча. На смену тошноте пришли слёзы. Катя едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Начался ливень. Не доехав до общежития пару сотен метров, Катя попросила водителя остановить. Расплатившись, она вышла. Ей не терпелось остаться одной.

      Она шла под проливным дождём и выла, как волк. Её девственность, чистота помыслов, мечты о любви, о счастливом замужестве, материнстве сегодня были безжалостно отданы на попрание похотливому, пожилому извращенцу, который не преминул воспользоваться случаем. Катя шла и понимала, что жизнь для неё кончилась. Она ненавидела себя, презирала, считала грязной. Ей не хватало воды проливного дождя. Он представлялся ей каплей, а хотелось – реку, море воды, чтобы хоть как-то попытаться смыть с себя чужой запах, чужие прикосновения, которые зудом отзывались на теле. Катя не давала себе отчёта, что уже два часа стоит под проливным дождём. Душевная пустота лишила её способности мыслить, и ей стоило больших усилий взять себя в руки. И она вновь вспомнила маленькую ладошку Любы и со словами: “Пусть хоть она будет счастлива!”, – наконец-то вошла в общежитие.

      Люба не спала.

      – Катька, ты где была?! С тобой всё