Фантомная боль. Книга вторая. Александр Варенников

приятных людей, образованных. Это сбивало с толку, хоть и не впервой Маврину было работать с гражданскими. Но кто из них продался? Кто способен пошатнуть хрупкий мир своими действиями?

      Холодный северный ветер дул в лицо, и сигарету удалось подкурить далеко не с первого раза. Оттого, наверное, вдвойне приятно было затянуться табачным дымом.

      Все же, Маврину не до конца ясной оставалась полная картина событий. Чем они занимаются в своих лабораториях? Обогащением урана? Разработкой нового вида оружия? Мысли принимали характер параноидальный, и Маврину не слишком хотелось вводить себя в подобное состояние. Он должен соображать трезво.

      Михаил ничего толком не рассказал тогда, в столовой, сославшись на то, что он младший сотрудник и всего лишь выполняет поручения Максима Лаврентьевича. Маврин почувствовал было нотки лжи в голосе связного, отчего прижал его к стене в туалете и ясно дал понять, что застрелит его как бешеного пса, если поймет, что тот ему врет.

      Чуть позже все от того же Михаила он узнал про некоего Никитина – человека, который по неподтвержденной информации эмигрировал в Советский Союз из Германии несколько лет назад. Физик-ядерщик, поддерживающий «Сектор»? Нужно копать глубже, Олег!

      Артур Володин? Таинственный мужчина, прибывший, как выразился Михаил, из будущего? Тот короткий разговор, что случился на квартире у связного, был похож на галлюциногенный бред. Мол, этот Артур Володин встретился ему еще в Москве и рассказал о том, что будет дальше. Рассказал о том, что Маврин прибудет на платформу двумя месяцами позже. Откуда он мог знать такое?

      – Ты выходил с ним на связь после того разговора?

      – Нет же, – ответил Михаил. – Он словно испарился.

      Но люди испаряются только в том случае, если они оказываются прямо в эпицентре ядерного взрыва. Невероятно высокая температура и мощнейшая взрывная волна дают результат. Не хотелось бы Маврину испытать, какого это – оказаться в эпицентре ядерного взрыва. Но была ли у него альтернатива? Мог ли он сбежать из города, понимая, что уже не справится с поставленной задачей?

      Бежать ему было категорически некуда, да и вернуться обратно в Москву, сбежав с режимного объекта, он попросту не мог – его бы выловили среди толпы пассажиров еще в аэропорту и, чего доброго, отправили бы под трибунал без выяснения причин.

      Примерно в то же время Дмитрий Никитин, физик-ядерщик с многолетним опытом работы и таким внушительным списком открытий, что мог бы поспорить с самим ныне покойным Игорем Курчатовым, находился в просторном зале, распложенном на нижней палубе плавучей АЭС. То, на что был направлен его взгляд, по-прежнему будоражило его сознание, а по ночам не давало уснуть спокойно.

      Внутри прочной свинцовой колбы, за толстым слоем стекла из силиката калия все искрилось, и казалось, будто пространство искажается. Никитин понимал, что это всего лишь иллюзия. Принимать желаемое за действительное для него было чем-то вроде запретного плода, прикасаться к которому, а тем более уж вкушать который было страшным грехом, пусть и столь желанным.

      Будучи