Исповедь. Джемиль Коростелёв

Союза, которая висела на стене. Каждый вечер мы слушали по радио «Последние известия», а я втыкал иголки в освобождённые города и натягивал на них красную нитку, которая – конечно приблизительно – изображала линию фронта. К бабушке приходили старушки-подружки, читать они не умели, но, видя, как двигается по карте красная нитка, откровенно радовались приближающейся победе. К сожалению, не все они, включая и мою бабушку, дожили до этого радостного дня.

      В средине сентября после занятий нас выводили на уборку картошки. Старшие школьники копали, младшие собирали. После десяти собранных ведер одиннадцатое отдавали нам. С какой гордостью я нёс ведро картошки домой – это был мой первый заработок. В зимние каникулы нас привлекли к вывозке дров для школы. Дрова были наколоты, но лежали в стороне от дороги. Мы, как муравьи, двигались цепочкой, неся каждый по одному полену. Заведующая школы вместе с физруком укладывали дрова в сани, в которые (не удивляйтесь!) была запряжена её корова.

      Победа

      В шесть часов утра 9 мая к нам в окно забарабанила соседка. Мать открыла.

      – Лидка! Лидка! – с надрывом кричала женщина.

      – Что случилось? – с тревогой спросила мать.

      – Лидка! Лидка! – только и могла выговорить соседка.

      И только, когда мать впустила её в дом и дала воды, она выдохнула:

      – Победа, Лидка! Победа! Война кончилась! Мужья вернутся!

      Они обнялись и заплакали. Мы выскочили на улицу. Рассказать, что там творилось – невозможно. Это надо было видеть. Возбуждение охватила всех. Одни плачут навзрыт, другие смеются, третьи пляшут. Всё смешалось, и горе, и радость! Мы носились между взрослыми, не до конца понимая происходящее.

      Эйфория продолжалось до полудня, постепенно стихая. День был объявлен нерабочим.

      Денежная реформа

      12 декабря 1947 года. Утром по радио объявили, что существующие деньги действительны только до двенадцати часов дня, после чего они обесцениваются в десять раз. Началась паника. Люди, имевшие деньги, бросились скупать в магазинах всё, что можно. Давка неимоверная. У нас больших денег не было, но, то немногое, что было, истратить мать просто не решилась, а отдала нам. В магазины мы, понятно, не пошли, а направились в аптеку, где очереди не было. Мы и раньше покупали там витамины, небольшие жёлтые «горошинки». Они были сладко-кисленькие и заменяли нам конфетки. Продавали их поштучно. Теперь же их просто развешивали на аптечных весах и насыпали в бумажные кульки. Вначале мы их сосали, потом разжёвывали, а когда пресытились, надумали стрелять ими в школе из рогаток. Заведующая школы пыталась запретить продажу, но это не имело успеха – процесс, как говорится, пошёл.

      Недалеко от школы находился склад, построенный ещё до революции. Обычно он был закрыт. Но сейчас тут творилось что-то невообразимое. Товар, а это были рулоны материи, так называемые «штуки», продавали прямо из ворот