Больше, чем враги. Тори Халимендис

возьми на полке.

      Проведя в последний раз мыльными руками по телу, я с сожалением выключила воду и потянулась за ставшим тонким и серым от многочисленных стирок полотенцем. Растиралась я не с меньшим остервенением, нежели мылась, так что Док, когда я наконец вышла к нему, только присвистнул:

      – Ну вот, теперь меня в издевательствах над пациентками обвинят. До кровоподтеков обязательно домывать было?

      Я болезненно поморщилась.

      – Ладно, пойдем ко мне в кабинет, чаю попьем. Я пирожков прихватил, с мясом и грибами и с капустой – вкусные! А потом тебе еще передачу принесут, там тоже еда должна быть. Слышала, небось, что я говорил? Будешь недоедать – здесь тебя и зароют.

      Я осторожно провела пальцем по выпирающей ключице. Даже без зеркала я точно знала, что щеки мои запали, а скулы выступили резче, что серые глаза ввалились, а светло-рыжие волосы потускнели и утратили блеск. Как я могу вызывать желание, когда так выгляжу? Док удивительным образом угадал, о чем я думаю.

      – Он видит в тебе не просто женщину, Дамочка. Ты для него – некий символ недосягаемого, того, к чему он в жизни не осмелился бы протянуть свои грязные лапы. Звезда с небосклона, внезапно упавшая в грязь к его ногам. Я еще удивлен, что он выжидал столь долго. Должно быть, проверял, не осталось ли у тебя могущественных покровителей. Начальник наш, как и все трусы, предпочитает связываться лишь с теми, кто не в силах дать отпор. И, к сожалению, как большинство ему подобных, весьма жесток с беззащитными. Сегодня он думал, что ты без сознания, вот и позволил себе…

      – Нет, – перебила я Дока, начиная трястись от охватившего меня ужаса. – Нет, он понял, что я все чувствую. Он это точно понял! Он уверен, что никто за меня не заступится!

      Последнюю фразу я уже прокричала почти в истерике. Док схватил меня за плечи и сильно встряхнул.

      – А ну перестала немедленно! Кому сказал, перестала! Я продержу тебя здесь подольше, а там посмотрим, что еще можно сделать.

      – С-с-спасибо, – с трудом выговорила я, клацая зубами.

      Дрожь все еще колотила меня, но желание крушить все вокруг и бить о стену кулаками утихло. Док прав – пока еще ничего не случилось, а я должна держать себя в руках, дабы не ухудшить свою участь еще больше.

      – Успокоилась? – Питерс ласково, как ребенка, погладил меня по голове. – Пойдем чай пить.

      Док очень старался сдержать данное мне обещание и задержать меня в лазарете подольше, но через неделю ему все равно пришлось меня выписать. Тем более, что постоянно приносимые им пирожки немало поспособствовали приобретению мною более здорового вида.

      – Я распорядился об усиленном питании, – хмуро сказал он, делая отметки в журнале. – И не вздумай делиться своей пайкой с кем-то еще, если, конечно, не хочешь избавиться от товарки – начальник велел охране присматривать за тобой. Поймают ту, что возьмет у тебя в столовой хоть крошку – высекут похлеще, чем Красотку.

      Блондинка все еще металась в горячке, раны на ее спине никак не заживали, воспаляясь снова и снова. Док