Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока (сборник). Александр Михайловский

старшина, отбросив в сторону цигарку. – Правильные бойцы, немцев душат, как удав кроликов.

      И почти тут же раздался голос командира моряков:

      – Старшина Еременко, нас оставляют для защиты лагеря. Возьми бойцов, пораздевай дохлых фрицев и полицаев. Им уже все равно, а женщины мерзнут.

      Тем временем «пятнистые», торопливо побросав курево, порысили к танкам. Взревели на повышенных оборотах моторы. Пятясь задним ходом, с запрыгнувшими на броню бойцами, танки стали выбираться из лагеря.

      – Оставляют, – вздохнул старшина, – запомните, хлопцы, мудрую мысль: как сказал товарищ Рагуленко, хоть всех фрицев и не убьешь, но к этому надо стремиться. Но, увы, сегодня не наш день. Будем няньками при женском поле. Хлопцы, – крикнул он своим подчиненным, – слыхали, что лейтенант сказал? А ну, бегом марш!

      Когда оставшиеся в лагере моряки направились к бараку охраны, старшина повернулся к женщинам:

      – Вы, дамочки, главное, ничего не бойтесь…

      Сзади подошел лейтенант.

      – А ты что тут делаешь, Еременко? Я же ясно сказал: возьми бойцов… Да, и поищи там в развалинах что-нибудь съедобное, что-то эти гады ведь жрали. Надо хотя бы раз по-человечески накормить женщин перед эвакуацией.

      – Так точно, товарищ лейтенант, – козырнул старшина, – приказ понятен, разрешите идти?

      – Иди, старшина, – лейтенант посмотрел на столпившихся перед ним женщин и представился: – Петр Борисов, разведотдел штаба Черноморского флота, лейтенант. Бояться, действительно, не надо. Скоро придут машины, и вы поедете в Евпаторию, в госпиталь. Там особист, конечно, поспрошает, это само собой, но если совесть чиста, то вам ничего не грозит…

      – Товарищ лейтенант, – я сделала шаг вперед, – старший военфельдшер Лапина. Нельзя нас сейчас кормить «по-человечески». Хоть и хочется, но нельзя. Нам сейчас есть понемногу надо и лучше всего жидкое, а иначе так можно и умереть.

      – Понятно! – лейтенант озадаченно сдвинул на затылок шапку со звездочкой. – Спасибо, товарищ старший военфельдшер, просветили.

      И тут мы увидели, что это обыкновенный, пусть и опаленный войной, двадцатичетырехлетний мальчишка с проседью на висках.

      Уже позже, когда всех нас накормили горячим жидким бульоном, сваренным из немецких консервов, когда невиданный винтокрылый автожир привез в лагерь врачей и почему-то кинооператоров, когда нас сажали в огромные тентованные грузовики неизвестной марки, наверное американские, у меня вдруг шевельнулось предчувствие чего-то непонятного, что ожидает нас впереди. Обычная жизнь кончилась, началась неизвестность.

      Тогда же и там же

      Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов

      Лязгая гусеницами, последняя боевая машина пехоты скрылась за поворотом дороги. До нас уже перестал доноситься надсадный гул дизелей. Наступила тишина. Слышались только свист штормового ветра да чей-то тихий плач. Мне говорили про зверства фашистов, а я не верил. Думал, что это пропаганда.