Будьте здоровы, богаты и прокляты. Полина и Измайлов. Эллина Наумова

Предназначенный для экспериментов металл превращался в изделия ширпотреба, казенный бензин испарялся вместе с емкостями для его хранения, станки сдавались неведомым умельцам, аспиранты в свободное от изготовления дверей, оконных рам и печек-буржуек время лихо делали курсовые и дипломы студентам. И вся научная деятельность большей части преподавателей состояла не в разгадке тайн пламени, а в банальных инженерных расчетах по заказу малограмотных производителей, чего угодно.

      Янов возмущенно требовал объяснений. Ему стандартно отвечали: «Свеченков в курсе». А сам покровитель этой групповухи, этого совокупления науки с производством, торговлей и преступлением охотно предъявлял подписанные Горячевым договоры. Но дальновидный Горячев поощрял такую деятельность, требуя участия в ней своих сотрудников в нерабочее время и перечисления прибыли на счет кафедральных лабораторий. Ну, как выяснилось, брал себе наличными, ими же подкидывал совместителям умственного и физического труда, чтобы их дети с голоду не умерли, но не все же до последней копейки. А Свеченков в период безначалия, пока «остепененные товарищи» грызлись за заведование, повадился складывать деньги в свой довольно глубокий карман. Янов обличал и грозился призвать к ответу. А страдающий красноречием Гена разглагольствовал перед ним о нынешних условиях и грядущих возможностях. Время работало на него, гипнотизируя бездонным взглядом неизвестности, и, то, усыпляя нытьем, то, раздражая ором боящихся сокращений и стремительно нищающих интеллектуалов.

      Янову предстояло либо брать у Свеченкова доллары, либо разогнать базар в рушащемся «храме науки». В обоих случаях не возбранялось рассуждать с друзьями о плачевном будущем студенческого и ученого сословий, наблюдая, как быстро они уменьшаются количеством и умаляются качеством. Янов обсуждал свои проблемы с Карповым, но того заботили лишь хроматографы из обрушившегося на страну вала каталогов импортного оборудования да тлеющая увлеченность нескольких аспирантов. Дядя Коля, выслушав нокаутированного обстоятельствами времени и места Янова, посоветовал наконец-то выдворить вороватую шушеру. Через неделю старик принес план учебной и научной деятельности, гениально рассчитанный на бессребреников и фанатиков. Их Янов обреченно назвал сразу – сам Парамонов, Карпов и пара умников в драных штанах, покинутая женами еще при поступлении в аспирантуру – настолько очевидно было, что не им детей, а детям их кормить.

      Зато Свеченков проводил с Яновым часы, произносил сотни слов, из которых недвусмысленно следовало, что его путь спасителен. Временным явлением объявлял провидец Гена унизительную для творцов ситуацию. После бесспорных напоминаний о единственности и краткости жизни он божился в верности идеалам чистой науки, клялся в любви к студентам и уважении к коллегам и выражал напряженную готовность проявить эти свои качества под руководством