Западня для леших. Иван Алексеев

душа после гибели отца и матери, ввязавшаяся в непонятный, а потому – вдвойне опасный поход, и отсутствие известий из монастыря (Михась втайне надеялся, что с пришедшим отрядом он получит долгожданную весть), и особники (так кратко звали бойцов особой сотни), к которым Михась после того памятного ему, Разику и Желтку поединка на заключительных испытаниях относился весьма неоднозначно… Раздавшаяся команда «Рысью марш!» заставила прервать размышления, и Михась мгновенно и привычно настроился на боевой лад.

      Маленькая кавалькада двигалась по узким пыльным улочкам предместья к новому царскому дворцу, выстроенному недавно за Неглинной, поскольку царь, опасаясь боярских заговоров, испытывал инстинктивное недоверие к старому кремлевскому дворцу своего деда и не желал обитать в нем. Время от времени под копытами гремел деревянный настил. Немногочисленные прохожие, завидев бобровую шапку Ропши, прижимались к заборам, уступая дорогу, и с робким любопытством глазели вслед странно одетым лешим. Михась, как ни пытался, так и не смог определить, где их встречали особники. Впрочем, это было естественно: они никак не должны были отличаться от обычного люда. Было довольно много нищих, татар в полосатых халатах, крестьян в серых дерюжных рубахах и дворовых людей – в белых полотняных. Почему-то почти не встречалось женщин и девиц. Мало было купцов и боярских детей, то есть людей, одетых более или менее богато.

      Непосредственно возле дворца улицы были почти безлюдными, словно вымершими. Дворец, обнесенный высокой бревенчатой крепостной стеной, даже в яркий летний день выглядел так, словно был окутан тенью от невесть откуда взявшейся на безоблачном небе тучи. У ворот леших встретил караул стрельцов в длиннополых красных кафтанах, с фитильными пищалями и страшными на вид секирами, которыми хорошо отмахиваться от безоружной толпы, у опытного же бойца они вызывали лишь усмешку. В обширном дворе царило некоторое оживление, резко контрастировавшее с безлюдными улицами и площадями: сновали слуги и дворовая челядь, солидно шествовали приказные дьяки, робко сгрудились в уголке немногочисленные боярские возки. Но главными фигурами, несомненно, были опричники, небольшими группами располагавшиеся на всем пространстве двора, громко разговаривающие друг с другом, ленивой и уверенной походкой прогуливающиеся в произвольных направлениях, при этом все живое мгновенно исчезало с их пути.

      Ропша, как призванный в ополчение, был не в возке, а на коне, при оружии, в сопровождении своих дружинников. Опричники, по-видимому наслышанные о цели «царской милости» и о странно одетых людях чудаковатого боярина, смотрели на них без особого любопытства и если не расступались, то, во всяком случае, не загораживали им дорогу на дворцовое крыльцо. Михась с двумя бойцами, как и положено, остался у коновязи.

      У дверей царской палаты леших встретил Басманов-старший. Оценив быстрым взглядом заграничный облик Дымка и привычно отметив глуповатую улыбку на простецком лице Ропши, он удовлетворенно улыбнулся и широким жестом