Высший разум. Александр Хомяков

городе становилось все страшнее. Это был даже не дикий запад, это был какой-то сбывшийся киберпанк. Из признаков системы не остались даже банки, деньги ходили только по аккаунтам в соцсети. На улице были только машины, бегающие по углам тени, люди с черными мешками в защитных химкостюмах. Это все, кого я видел, из окна на улице вымирающего города. Трупов на улицах уже не было как в первые дни эпидемии. Их стали вывозить, собирая баграми в грузовик. Трупный смрад, из-за которого даже нельзя было открыть окно, стал выветриваться. Но от этого не стало легче, я каждый день получал сообщения о новых и новых смертях. Мы все постепенно умирали, никто даже не знал, сколько ему еще осталось. Это делало жизнь невыносимой психологически. Страх и депрессия уже были привычными спутниками всего, что я делал.

      Долгое время до эпидемии я работал фрилансером – свободным программистом. Участвовал в стартапах, программировал на заказ, соревновался на Kaggle. Сам для себя увлекался arduino, собирал забавных роботов. Жил один, встречался с кем хотел и только когда хотел. В последнее время перед эпидемией очень редко. Может это меня и спасло. Может быть, потому что я еще не знал. Самая большая проблема была в том, что больше не было работы. Она могла бы дать надежду и отвлечь от страха. Большинство людей просто сидели дома и доедали то, что еще осталось. Никакие ценности было невозможно продать, они просто никому небыли нужны. Ни золото, ни серебро. Иногда можно было в интернете найти покупателя серебряной ложки за такие смешные деньги, что их хватало только на две пачки крупы. Жизнь была только на таких сайтах объявлений. Никто не приносил товар. Ты приходил на условленное место, оставлял пакет, иногда раскрывал его, чтобы показать содержимое тайным наблюдателям. После этого раздавался сигнал push на телефоне с сообщением о поступивших деньгах на аккаунт. Ты должен был уйти от посылки, чтобы ее могли забрать. Никто не пользовался больше наличными. Были только интернет-платежи в соцсети. Продав ложки, я побежал в магазин. Это была игра со смертью. Любая тень вдалеке страшно пугала и заставляла менять маршрут.

      В сети все больше становился обыденным ритуал умирания. От видео беспомощных криков отчаяния и призывов спасти умирающие все чаще переходили к обустройству своего цифрового памятника в сети. Они сами писали себе некролог, выставляли флеш-свечу, создавали альбомы своей жизни. На это хватало тех двух трех дней, которые были у обреченных после начала острой фазы протекания болезни. Некоторые готовились заранее, понимая свою обреченность. Они создавали целые сборники своих трудов, писали мемуары. Часто они так и оставались недописанными на странице аккаунта. Большая часть соцсети стало кладбищем. Ее страницы стали стенам крематория, вместо чаши с пеплом в которых были фото умерших. Но и они становились бессмысленными – уже не было не только тех, кто умер, но и тех, кто мог бы скорбеть и вспомнить их.

      Только одна надежда давала