Венок на могилу ветра. Роман. Алан Черчесов

так, чем…» Не додумав до конца, он сказал:

      – Два мешка на четверых. Я правильно понял? По полмешка на каждого, считая… всех. Такое твое предложение?

      – Если оно тебе по душе, – кивнул незнакомец.

      И тогда тот, кто помладше, сказал:

      – Надо бы и меня спросить. Как-никак, а я здесь тоже решаю. Или кто сомневается?

      Его приятель нахмурился и подумал: «Все еще надобно убеждать себя в том, что он тоже мужчина. И убийство тому не помогло».

      – Нет, – сказал он вслух. – Говори.

      Друг перевел взгляд на чужака, встретился с ним глазами, задержался в них и начал багроветь скулами. Потом глухо, словно в себя, сказал:

      – Пусть не считает, что это навсегда. Покамест пусть будет на время.

      – Не гость и не сосед? – уточнил старший.

      – Вроде совсем и не гость уже, но еще не сосед, – пояснил незнакомец. – Вот он о чем. Верно?

      – Верно, – сказал младший. – Почти что никто.

      Потом распорядился:

      – Ружье оставишь у меня.

      – Не пойдет, – сказал незнакомец. – С ним я не расставался с тех пор, как перестал быть мальчишкой. Случилось это лет на десять раньше, чем ты появился на свет.

      – Хорошо, – сказал старший и, пресекая возражения, предостерегающе поднял руку. – Не гость, не сосед и не пленник. Это можно. Это правильно. И делишься порохом.

      Младший сердито потупился, развернулся на пятках и двинулся к дому.

      – Тоской обиженный, – сказал незнакомец.

      Старший вздрогнул, помешкал и исподлобья бросил на него угрюмый взгляд:

      – С чего ты взял?

      – С того, что друга ему недостаточно. Еще и враг нужен…

      Чужак тихонько щелкнул языком, и конь послушно подошел, склонив голову. Сняв с седельной луки толстый хурджин, незнакомец молча протянул его старшему, и сквозь потертую кожу тот услыхал пьянящий запах чурека и кислый сырный дух. У него сладко засосало под ложечкой, но ни хурджина2, ни бурдюка он в руки не принял:

      – Негоже так.

      Спорить чужак не стал, и они зашагали к дому. Навстречу им уже шел младший с охапкой сена в руках. Небо ухнуло громом, и в тот же миг незнакомец ступил на порог.

      «Гроза в октябре, – успела подумать женщина. – Дурная примета…»

      II

      Ночь была пряной и звонкой, как внезапно оживший сон. Слушая дождь, он лежал на подстилке из летней травы и, не смыкая глаз, думал о том, что с ним уже было такое однажды, много лет назад, когда он вошел мальчишкой в пустые, скользкие стены, которые так и не смог по-настоящему согреть, хоть пламя от воскрешенного им очага тлело в них без малого тридцать лет. За это время он утратил все, что оправдывало беспримерность его одиночества – упрямство, веру, силы, умение побеждать, – не обретя при этом ни спасительного безразличия, ни душной злобы, ни жажды мстить, ни даже права на покаяние – ничего, что позволяло бы ему остаться там, куда вернулся он к могилам предков тридцать лет назад и откуда

2

Хурджин — переметная сума.