Царскосельский Эйлат (сборник). Борис Суслович

говорит, что он проводит этот день один в своей «пустынной келье», потом вспоминает о товарище, умершем в Италии, и о другом товарище, служащем во флоте. Идей в этих сорока восьми строках нет; есть только фактические подробности и неопределенные выражения дружелюбия и чувствительности. Вслед затем он говорит:

      Друзья мои, прекрасен наш союз!

      Он, как душа, неразделим и вечен.

      Неколебим, свободен и беспечен

      Срастался он под сенью дружных Муз.

      Куда бы нас ни бросила судьбина

      И счастие куда б ни повело, —

      Всё те же мы: нам целый мир – чужбина,

      Отечество нам – Царское Село.

      Случалось ли вам, читатель мой, бывать на официальных обедах, которые даются чиновниками в честь благодетельного начальника? Дифирамб Пушкина в честь прекрасного союза, который неразделим и вечен, как душа, очень сильно напоминает мне тон безукоризненно-официальных речей, произносимых после жаркого во славу благодетельного начальства. …Как вам нравится, например, тот возглас, что им целый мир – чужбина; и что их отечество находится исключительно в Царском Селе? Если это не правда, то какая плоскость! Если даже тут нет места искренности, то где же она укроется и какие тайники человеческого чувства останутся застрахованными от наплыва безукоризненной официальности? – А если Пушкин говорит правду, то какая узкость ума и какая дряблость чувства? Человек во всем мире любит только то училище, в котором он воспитывался. Человек в полном цвете лет отворачивается от будущего и утешается только воспоминаниями детства. Хорош мужчина, хорош боец, хорош общественный деятель! А если он не мужчина, не боец и не общественный деятель, то как же он может быть замечательным поэтом?

      …

      Служенье Муз не терпит суеты:

      Прекрасное должно быть величаво;

      Но юность нам советует лукаво

      И шумные нас радуют мечты…

      Опомнимся, но поздно! И уныло

      Глядим назад, следов не видя там,

      Скажи, Вильгельм[1], не то ль и с нами было,

      Мой брат родной по Музе, по судьбам?

      …

      Пора, пора! Душевных наших мук

      Не стоит мир; оставим заблужденья!

      Сокроем жизнь под сень уединенья!

      …

      Что значат громкие фразы о служении Муз, которое не терпит суеты, и о прекрасном, которое должно быть величаво, – это также остается неизвестным. Вернее всего то, что эти фразы ровно ничего не значат и изображают собою стилистические упражнения и риторические амплификации. Какие душевные муки принял на себя Пушкин из любви к миру и чем провинился перед Пушкиным неблагодарный мир – об этом также молчит история. Надо полагать, что под благозвучным именем душевных мук здесь подразумевается многотрудное искание рифмы.

      …

      Автору было 26 лет, когда он писал свое стихотворение; рисуя поэтическую картину несчастного друга… он захватывал вперед лет на сорок. Конечно, тем людям, для

1

Кюхельбекер.