как бы на работе… Поэтому куда спешить? За полтора часа, что ехали до Борисова, уговорили все шесть бутылок. Что, впрочем, было неудивительно с учетом наливаемых доз. Под конец пришлось даже немножко притормозить, сократив частоту и количество наливаемого из опасений, что водка могла закончиться быстрее, чем дорога. Я был пьян совершенно. Капуста дремал на заднем сиденье, Комаровский жадно выговаривался Воловичу с явным удовольствием от того, что может так запросто, на равных беседовать с таким большим для себя начальником. Тот кивал, скучая. Адамович весь раскраснелся, рассказывал мне истории из своей молодости, я их слушал, кивая время от времени головой с ошалевшими глазами, потому что ни слова не понимал из того, что он говорит. Про себя с ужасом думал: как я в таком виде покажусь на комбикормовом заводе? Это же надо зайти к охранникам, взять заказанные на себя и дээсковцев пропуска, пройти как-то через проходную, вызвонить главного энергетика, чтобы он провел нас в операторскую цеха… Как я буду способен сделать столько сложных осмысленных действий, если я пьян до усрачки, с трудом понимаю, что мне уже на протяжении доброго получаса талдычит Адамович; я даже встать боялся, потому что еще не понятно, держат меня ноги или нет… Да и вообще – очень хотелось в туалет! Попросить остановиться как-то стыдно: нехорошо, что автобус с такими Важными Человеками будет останавливаться ради одного меня и ждать, пока я пописаю! Хотя они выпили не меньше, а может, и больше, чем я. Особенно Волович. Сидел, смотрел в окно осоловелыми глазами. Неужели он писать не хотел, выжрал же больше всех! Может, у них, у таких больших начальников, оно как-то все там по-другому устроено? Не представляю его справляющим малую нужду. Только если большую. Она же – Большая! Может, у них оно все саморастворяется в начальственной конституции? Пожрать бы чего. Чего угодно. Чего я больше не люблю? Апельсины или хочу пописать? Я даже не думал, что я настолько не люблю апельсины! Нет большей гадости, чем апельсины! От одного запаха выворачивает!
Подъехали к комбикормовому заводу. Вышли из автобуса. На свежем воздухе сразу почувствовал себя лучше. Даже протрезвел. Как будто и не пил совсем. Посмотрел на своих попутчиков – вроде тоже ничего: лица посвежели, стали осмысленнее. Один только Волович – в глазах сквозила растерянность, как будто он забыл, куда и зачем его привезли и что от него здесь будут хотеть. Обошел вокруг микроавтобуса, деловито постучал носком ботинка по переднему колесу. Покачал головой, явно остался не удовлетворенный увиденным. Наконец догадался поднять голову, посмотреть на здание, к которому мы подъехали. Прочитав вывеску «Лошицкий комбикормовый комбинат», расплылся в улыбке – либо найдя что-то смешное для себя в названии предприятия, либо, что более вероятно, неясность цели приезда его тяготила, и теперь, вспомнив, чего он, собственно, сюда приперся, сразу как-то повеселел. А почему бы и нет: делать что-то тут ему совершенно не требовалось, погода хорошая: солнышко, ветерок, свежий воздух, лес и все такое, опять же поили
