Жернова. 1918–1953. Книга тринадцатая. Обреченность. Виктор Мануйлов

камеры, привязываю их, опускаю в холодную воду, затем иду в свой сарай, натягиваю на себя штаны: идти к морю в одних трусах, да еще с девушкой, неприлично. Вернувшись на мостик, сажусь на корточки и замираю. Медленно тянется время, а Рая все не идет и не идет. Можно было бы перейти на ее мостик, но я боюсь встреть ее маму или кого-нибудь из соседей с нашей стороны ручья, которые очень бы удивились, застав меня на чужом мостике.

      Но вот в той стороне, где Раин дом, стукнула дверь. Какое-то время все тихо, потом я слышу звук шагов по деревянным ступенькам: у них спуск к ручью отделан деревом, а у нас камнями, и Рая не ходит босая. И вот я вижу на мостике смутную тень и тихонько свищу.

      – Иди сюда, – раздается тихий голос Раи.

      И я несусь в темноте по косым плитам, и кусты фундука весело хлещут меня своими мягкими лапами. Вот я впрыгиваю на мостик, хватаю Раю за плечи, и она прижимается ко мне, обвив мою шею руками, затем прижимается своими губами к моим, и губы ее шевелятся, будто что-то шепчут неслышное моим губам, и я отвечаю ей тем же самым, хрия совсем не знаю, о чем говорят наши губы. Так мы стоим неподвижно минуту-другую, затем Рая нашаривает мою руку и тянет за собой.

      Мы воришками минуем ее двор, тихо щелкает щеколда – и мы на улице. По улице идем молча. Народу – ни души. Лишь за заборами улавливается какая-то жизнь: то лениво прогремит цепью собака, то вспыхнет и погаснет огонек папиросы, то прозвучат голоса, то среди густой зелени засветится окно…

      На улице ни единого фонаря, только на углу, где улица пересекается с главной улицей Адлера – улицей Ленина, желтеет тусклое пятно, но мы идем уверенно, крепко держась за руки. И так до самого моря, хотя, чем ближе к морю, тем больше фонарей. И народу тоже прибавляется. Но это все отдыхающие: местные на море ходят редко.

      Со стороны парка доносится музыка: там танцплощадка, играет оркестр, танцуют.

      – Ты умеешь танцевать? – тихо спрашивает Рая.

      – Нет.

      – Почему?

      – Так. Неинтересно.

      – Глупый.

      Я молчу, хотя глупым себя не считаю. Но Рая так произносит это слово, что на нее никак нельзя обидеться. И вообще, в наших отношениях я все больше уступаю ей первенство, не чувствуя при этом никакого унижения. Мне даже приятно ей уступать. И не только потому, что, как оказалось, она старше меня более чем на год, а потому, что она знает, как себя вести в ту или иную минуту, а я либо не знаю, либо не решаюсь делать то, что потом все-таки делаю, но исключительно по ее желанию.

      На пляже почти ни души. Редко слышны всплески и негромкие голоса купающихся. Рая ведет меня дальше – в сторону развалин турецкой крепости. Там, собственно, и заканчивается Адлер. Дальше идут заросшие сады, больница, опытная станция. Там почти никто не купается ночью.

      – Давай здесь, – говорит она шепотом.

      – Давай, – соглашаюсь я.

      Мы спускаемся к самой воде. Тихо шелестят волны, вода фосфорится, и голубоватая полоса прибоя тянется в обе стороны, постепенно затухая. А небо полно крупных звезд, они перемигиваются,