Королевский лес. Роман об Англии. Эдвард Резерфорд

что-то бубнил, аббат время от времени награждал его унылым взглядом.

      Джон Гроклтонский был приором уже год. Как большинство людей его типа, он направлялся в никуда.

      Должность приора в монастыре не лишена почета. В конце концов, это монах, которого аббат избрал своим заместителем. Но это все. Если аббат в отлучке, приор принимает на себя руководство, но только в делах обыденных. Все важные решения, даже распределение работ среди монахов, должны быть отложены до возвращения аббата. Приор – рабочая лошадь, аббат – вожак. Аббаты обладают харизмой, их заместители – нет. Аббаты решают проблемы, приоры докладывают о них. Приоры редко становятся аббатами.

      Джон Гроклтонский. Если правильно выражаться, то он был просто брат Джон, но по какой-то причине к этому неизменно цеплялось изначальное имя Гроклтон. Да и где находился этот Гроклтон, дьявол его побери?! Аббат не мог вспомнить. Наверное, на севере. На самом деле аббату было все равно. Приор Джон Гроклтонский был личностью не особо приятной. Должно быть, некогда он был высоким, пока искривление хребта не вынудило его сгорбиться. Его редкие темные волосы когда-то были густы. Но несмотря на это, в приоре еще оставался изрядный запас жизненных сил. «Меня уж точно переживет», – подумал аббат.

      Все бы ничего, но вот руки приора… Аббату они всегда представлялись клешнями. Это просто руки, поправил он себя. Возможно, чересчур костлявые, чересчур скрюченные. Но не хуже любой другой пары рук, принадлежащих Божьей твари. С той оговоркой, что и впрямь смахивали на клешни.

      – Мне отрадно видеть, что наш юный новиций ищет наставления у брата Адама, – заметил аббат приору. – Beatus vir, qui non sequitur…

      Псалом первый: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых…» Стих первый.

      – Sed in lege Domine… – пробормотал приор.

      «Но в законе Господа воля Его». Стих второй.

      Эти отсылки к псалмам в обычной беседе были совершенно естественными. Так делали даже послушники, реже бывавшие на службах, поскольку распорядок дня всех монахов определялся постоянными монастырскими службами в церкви от заутрень до вечерен и повечерий и даже ночными службами, на которые будили далеко за полночь, и пели братья именно псалмы – разумеется, по-латыни. За неделю они могли одолеть все сто пятьдесят.

      И в псалмах заключалась вся человеческая жизнь. Там содержались фразы на каждый случай. Как простой сельский люд зачастую изъяснялся местными выражениями и поговорками, так и монахам было естественно говорить цитатами из псалмов. Эти слова они слышали постоянно.

      – Да. Закон Божий, – кивнул аббат. – Конечно же, он его изучил. В Оксфорде.

      Их орден не относился к интеллектуальным, но лет десять назад возник порыв отправить в Оксфорд нескольких самых смышленых монахов. Брат Адам покинул Бьюли.

      – Оксфорд… – Джон Гроклтонский повторил это слово с отвращением.

      Аббат мог одобрять Оксфорд, но он – нет. Он назубок знал псалмы, этого было достаточно. Люди, подобные брату Адаму, могли считать себя