Под щитом красоты. Александр Мелихов

к несчастью для России, только первая ипостась его гения была востребована «народными заступниками», не умеющими обретать радость в работе и в гульбе…

      Но мы, знающие, какая участь была уготована народу в советских фаланстерах, – не заставляем ли мы поэта расплачиваться за тусклые грезы его учителей? Даже обожавший Некрасова Корней Чуковский наградил его сомнительным титулом «гений уныния»: гений и уныние – две вещи несовместные. Александр Кушнер выражается гораздо точнее: «В школе Некрасова мы могли бы научиться настоящему мужеству, поэтической и человеческой смелости». Унылая поэзия так же невозможна, как сухая вода. Она всегда воодушевляет – вопрос только в том, кого и какими средствами.

      Но как же тогда быть с темой тусклого ненастья, убогой обыденной смерти в творчестве Некрасова? А как быть с темой тусклого ненастья, убогой обыденной смерти в творчестве Пушкина?

      Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий,

      За ними чернозем, равнины скат отлогий,

      Над ними серых туч густая полоса.

      Где нивы светлые? где темные леса?

      Где речка? На дворе у низкого забора

      Два бедных деревца стоят в отраду взора,

      Два только деревца. И то из них одно

      Дождливой осенью совсем обнажено,

      И листья на другом, размокнув и желтея,

      Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея.

      И только. На дворе живой собаки нет.

      Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.

      Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенка

      И кличет издали ленивого попенка,

      Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.

      Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.

      Картинка тоже не из веселых… Но рисует нам ее кто – раздавленный слабый человек? Отнюдь – слабым, замученным несвойственна ирония, сломленный человек не мог бы закончить саркастической шуткой: «Что, брат? уж не трунишь, тоска берет – ага!»

      Пушкин тоже умеет начинать за упокой:

      Решетки, столбики, нарядные гробницы,

      Под коими гниют все мертвецы столицы,

      В болоте кое-как стесненные рядком,

      Как гости жадные за нищенским столом,

      Купцов, чиновников усопших мавзолеи,

      Дешевого резца нелепые затеи,

      Над ними надписи и в прозе и в стихах

      О добродетелях, о службе и чинах;

      По старом рогаче вдовицы плач амурный;

      Ворами со столбов отвинченные урны,

      Могилы склизкие, которы также тут,

      Зеваючи, жильцов к себе наутро ждут…

      Чтобы закончить мощным аккордом:

      Стоит широко дуб над важными гробами,

      Колеблясь и шумя…

      Страх смерти, а в особенности незначительной, некрасивой смерти – это тот царь ужасов, на борьбу с которым искусство от начала времен бросало главные свои силы: пышные надгробия, мавзолеи, склоненные знамена, гениальную музыку, гениальные стихи, пышные