Остров перевертышей. Рождение Мары. Дарья Кулыгина

на визг. – И какой, на фиг, профессор! Слушайте, я не собираюсь участвовать в этом дурдоме!

      – Тише, на нас уже оборачиваются, – зашептала Вукович.

      – Какой, на фиг, профессор! – шепотом повторила Тома. – Чихать я на него хотела.

      Хорватка посмотрела на девочку как на умалишенную. Видимо, Тамара покусилась на святое.

      – Не говори так, пока не узнаешь его, – губы перевертыша сжались в узкую ниточку. – Это он настоял, чтобы тебя взяли из детского дома. И если хочешь знать, действительно нет никаких гарантий, что ты одна из нас.

      – Вы же только что говорили, что я родилась на равноденствие…

      – Солнцестояние!

      – Какая разница! И если я не этот… как его… Короче, если все непонятно, то зачем вы меня все-таки увезли? И что происходит в этом пансионе? Если ваш драгоценный профессор – генетик, значит, собираетесь опыты на мне ставить? Теперь ясно, почему русских детей не отдают иностранцам!

      Вукович глубоко вздохнула и пробормотала что-то на незнакомом Томе языке.

      – Тамара, тебе никто не желает зла. Пансион Линдхольм – это всего лишь школа. Колледж, если тебе угодно. Там учатся перевертыши со всего мира, потому что больше такого места нет. Нас осталось мало, каждого ценят и оберегают, невзирая на то, какой выбор он сделает потом.

      – То есть каждого перевертыша обязаны отдавать вам?

      – Да прекрати уже смотреть на меня как на живодера! Есть те, кто не развивает свои способности, есть те, кто предпочитает оградить свою семью от остальных. Но это случается редко. Потому что те, кто учился в Линдхольме сам, привозит потом на остров своих детей. Основной курс длится всего четыре года. За это время дети учатся владеть даром.

      – Курс молодого перевертыша? – Тома язвительно хмыкнула.

      – Что?

      – Ничего. Допустим, у вас там все прекрасно. Но я не понимаю, зачем я вам, ведь даже неизвестно, есть ли у меня эта… способность, – девочка показала в воздухе кавычки.

      – Есть признаки. Дата рождения, – загибала пальцы Вукович. – Способность к языкам и… твоя мама.

      – Что? Но она-то родилась двадцатого июня!

      – Солнцестояние выпадает на разные дни. Иногда на двадцатое, иногда на двадцать первое. Для нас дата не так важна, мы отмечаем день рождения исходя из расположения Солнца.

      – И вы уверены, что мама была… такая же, как вы? – не веря своим ушам, спросила Тома.

      – Она была звероликой, если ты об этом. Да, она тоже училась в Линдхольме, есть записи.

      – И этот… профессор… как его… знал ее?

      – Конечно. Профессор Эдлунд, если можно, – Вукович подчеркнула имя. – Они должны были знать друг друга. Он немного старше твоей матери и никогда не уезжал с острова надолго. Это его родное место, до него директором пансиона был его отец.

      – А он – тоже?..

      – Да. Он летний.

      – И все равно я не понимаю, что мне делать в пансионе, – Тома, не моргая, сосредоточенно теребила край своей футболки. – Не могу же я там просто сидеть и тужиться каждый день в надежде в кого-то превратиться. С тем же успехом я могла