Дом Анны. Борис Валерьевич Башутин

просто провод, по которому пускают ток.

      Петр: – Это лишь красивая аллегория.

      Борис: – Вся наша жизнь аллегория.

      Петр: – Лидия потрясающий человек. Две встречи с ней – я ощутил что-то невероятное. Я больше слушал. Она говорила. И мне стыдно, что я не видел ни одного спектакля, где она играла.

      Борис: – А у меня было время подумать, куда я иду, и кто я на самом деле.

      Петр: – И к какому выводу пришел?

      Борис: – Что я полное ничтожество, но мне нужно писать…Я должен это делать.

      Петр: – Так уж и ничтожество?

      Борис: – Это не самоуничижение, это честное отношение к себе. Честное и глубокое. Будто я жил какой-то ненастоящей, чужой жизнью, тратил себя впустую. И я создал свою тюрьму сам. Если я скажу тебе, что все это ложь, и вся эта история про девочку и следствие – поверишь? Я погрузил себя в эту фантазию, создал себе воображаемую тюрьму, чтобы запереть свою душу там.

      Петр: – Как это? Зачем?

      Борис (грустная ухмылка): – Нет, к сожалению это не фантазия. Я пошутил. Но тюрьма была с двойными решетками и двойной дверью. Для души и тела.

      Петр: – Понимаю.

      Борис: – Объясни мне – будет фильм?

      Петр: – Она сказала, что может быть через несколько лет…

      Борис: – Жаль…

      Петр: – Со мной она попрощалась. Как будто навсегда. Сказала, что надеется увидеть еще раз сценарий, но не меня.

      Что думаешь?

      Борис: – Я думаю, что надо ставить пьесу. В театре.

      Петр: – Тут я – пас. Тебе лучше знать, как это все устроить.

      Борис: – Да не знаю я ничего, как это устроить…

      Пауза.

      Петр: – Я встречался с братом, он, ты знаешь, пишет рассказы. Ну, такие – даже не знаю, как сказать, что-то среднее между Чарльзом Буковски и Сорокиным. Безбашенные.

      Борис: – Я читал. Хорошо пишет. Честно. Местами, правда, заносит его.

      Петр: – Перед отъездом в Питер я говорил с ним. Он был так откровенен. Обычно он доверяет только перу и бумаге. А тут даже мне от него досталось (смеется).

      Борис: – Ну, он прав?

      Петр: – Он прав. Но я другой. Я не могу быть таким, как он. Если бы все были такие, как он?

      Борис: – Если бы все были такие, как он, то у нас был бы вечный Вудсток. Какое-то время.

      Петр (смеется): – А потом?

      Борис: – Потом? Пожимает плечами.

      Борис: – Так вот. Тот день. Тот день был…Я словно знал, что что-то должно случится. Там было одно обстоятельство, о котором знаю только я. И я хочу тебе рассказать, если смогу, конечно. Все началось утром. Меня какая-то непреодолимая сила потянула в лес. Да и вышел я на станции, где я никогда не был прежде. Наваждение какое-то. В поезде, когда ехал туда, мне вдруг стало плохо – потемнело в глазах, я едва не потерял сознание. Но все равно не вышел нигде по пути.

      Петр: – Зачем же ты поехал туда? Мог бы вернуться назад, раз тебе стало плохо.

      Борис: – Если бы я мог ответить на этот вопрос…Нет, я не смогу тебе рассказать все. Я не настолько смел, чтобы рассказать тебе всю правду. Но я не виновен.

      Петр: – Как хочешь. Это твое право. Я и не верил никогда в твою виновность.

      Борис: –