Боря вышел из моря. Жан Висар

на стороне – вне нашего поля зрения. Когда же он кучковался вместе с нами, то, также, как и мы, был не дурак выпить, так же участвовал почти во всех наших сборищах, а что касается амурных похождений, то, вообще, мог дать фору любому из нас. Он учился в нашем же институте, правда, на вечернем отделении, и каким-то непостижимым образом без особого напряжения переходил с одного курса на другой. Кстати, он один мог себе позволить учиться на вечернем и при этом реально не работать, а только формально где-то числиться.

      Дело в том, что, как раз в тот период, с вечерних отделений институтов, поголовно всех, начали загребать в армию. Но, вот как раз Борю в армию забрать-то и не могли.

      Борины родители были медиками и, наверное, поэтому, в нужный момент у него появились все необходимые справки, свидетельствующие о том, что он совершенно не пригоден к строевой службе по состоянию здоровья. Не то, что бы он был болен. Упаси Боже! Боря был здоров, как бык. Кровь с молоком. Просто, как явствовало из документов, были у него какие-то отдельные неполадки в организме. Что-то, там такое с правым яичком – то ли опущение, то ли ущемление. Короче, судя по справкам, был у него в этом пикантном месте какой-то дефект, с очень сложным, но красивым медицинским названием. Что-то там такое – по латыни.

      Правда, судя по отзывам многочисленных Бориных пассий, дефект этот, слава Богу, был незаметен, а главное совершенно никак не сказывался на его мужских достоинствах. Более того, насколько я был наслышан, Борины дамы весьма лестно отзывались, как о достоинстве обоих его яичек, так – и всего остального к ним прилагаемого. А это, в большинстве своем, были очень достойные и обстоятельные дамы, и сомневаться в их оценке было бы весьма неразумно.

      Ой, я, кажется, опять немного отклонился от нашей основной темы. Но, что поделаешь, этот вопрос тоже не последний, особенно для особей мужского пола. Мужской, можно сказать пунктик. Но это я так – к слову.

      Главное, – это то, что Боря, параллельно с обычной беспечной студенческой жизнью, вел не очень для нас понятную, осуждаемую и всеми презираемую в то время жизнь фарцовщика.

      Он скупал и кому-то сбывал шмотки, которые привозили с собой иностранные туристы для продажи, манипулировал с валютой, и даже ездил куда-то на Алтай за беличьими шкурками, которые потом продавал в Москве втридорога. То он торговал итальянскими женскими сапогами, то продавал женское же, но уже французское белье, то еще что-то. Короче – тунеядец, фарцовщик и спекулянт – так тогда принято было клеймить таких, как он.

      Мы, правда, как-то мало этим интересовались и, конечно, многого не знали об этой второй Бориной жизни, да он и сам особенно не распространялся на этот счет. В те времена одно только знакомство с человеком, причастным к таким делам, была далеко не безопасной. За любую подобную ерунду легко можно было вылететь из Комсомола и, автоматически из института, а то и просто получить срок.

      К этому