Воображаемые девушки. Нова Рен Сума

Маме пришлось постараться, чтобы достать ее для меня: пересечь мост Мид-Гудзон и прочитать местные газеты. В сообщении о смерти была фотография Лондон, еще с длинными волосами, без намека на улыбку. Зато не видно было ее ушей. Текст под снимком был коротким и общим: что она погибла слишком молодой, имена тех, кто скорбит по ней, что вместо цветов предпочтительны пожертвования и все такое. Никаких упоминаний того, как она умерла и где.

      Точно так же там не было ни слова о наркотиках, на которых она сидела; должно быть, было непорядочно сообщать такие вещи о покойниках. И еще непорядочно было со стороны моей матери высылать мне этот некролог.

      Руби разорвала бы его на мелкие кусочки и сожгла в камине. Она бы врубила магнитофон, чтобы забыть обо всем, включила бы что-то старое, типа Рика Джеймса или 2 Live Crew, что-то пошлое, громкое и несомненно живое, чтобы эти слова раз и навсегда вылетели из наших голов. Так бы все и было, если бы я осталась.

      После этого я больше не слышала о Лондон. Мама ничего мне не присылала: она вдруг исчезла с радаров, как обычно, а случайные сообщения от Руби заставляли меня думать о совершенно других вещах.

      мне приснилось, как мы скакали на диких лошадях вниз с горы. ты потеряла свою шляпу, но я нашла ее, не волнуйся

      мне приснилось, что у нас был один на двоих вымышленный парень и его звали Джорджи. классный, но из дыма. пах лимонами

      мне приснилось, что мы жили в огромном голубом аэростате. на облаках росли ягоды, и ты все время была голодная

      мои ботинки скучают по твоим ногам

      моя голова скучает по твоей щетке для волос

      моя машина скучает по твоей теплой заднице

      И иногда посреди ночи, зная, что я сплю, она присылала просто два символа: хо[5].

      Я тоже по ней скучала.

      Папа никогда не заговаривал о том, что толкнуло меня переехать к нему спустя столько лет. Но все же иногда он косился в мою сторону, как будто ждал первого признака мутации. Словно в любую минуту я могла начать икать, свалиться в судорогах, отрастить вторую голову, и тогда бы ему пришлось кормить еще один рот. Это была терапия, временная – приятный бонус к общению со школьным психологом – и еще была работа по дому. Выносить мусор. Чистить гараж. Мыть посуду, горы посуды. Отвлечение, типа того.

      Физический труд какое-то время помогал, хотя, когда я стояла по локоть в мыльной пене, оттирая упрямую кастрюлю, невольно вспоминала, как мыла посуду Руби: складывала ее в стопки в раковине и на плите до тех пор, пока не оставалось лишь одно – оттащить все это в ванну хорошенько отмокнуть. А потом о том, как, искупав посуду в ванной, мы бросали ее, словно диски фрисби, на диван, и если какая-то тарелка не долетала и разбивалась – что ж, в следующий раз приходилось мыть меньше.

      Такой могла бы быть моя жизнь. В новой школе я не была какой-то особенной; не была родственницей кого-то особенного. Я могла бы остаться там, получать В, изредка В с плюсом[6], заниматься в часы для самоподготовки,

5

В сообщении «X» значит «целую», «O» – «обнимаю». – Примеч. ред.

6

Оценки в школах США имеют не цифровое, а буквенное обозначение: «A», «B», «C», «D», «F» (первые буквы английского алфавита). «A» соответствует русской оценке 5, «С» – 3. Успешной считается оценка не ниже «С», а для продолжения обучения по окончании школы требуется оценка не ниже «В». – Примеч. ред.