Любимая любовь. Виктор Рябинин

не слушал далее словоохотливого хирурга, а спешно отбросив одеяло от стены и собственноручно убедившись в отсутствии ноги у любимой, стрелой выскочил из больничной палаты, только его и видели. Вернее, более Рому не видели ни профессор, ни нянечки, ни весь остальной обслуживающий персонал этой дорогой клиники.

      …

      Люба, который уже день, всё более осмысленным взглядом осматривала палату. Двигаться по-прежнему не хотелось, в голове роились обрывки мыслей, не сплетаясь в единое целое, но с каждым часом в пробудившемся сознании крепло желание жизни. В нешироком секторе обзора перед девушкой, кроме стен потолка и двери, вот уже не первый день маячила согбенная фигура женщины в чёрном платке с заплаканными глазами и горестной складкой у некрашеных губ. Странная посетительница старалась поймать взгляд Любы и, не переставая, говорила скорбным голосом, словно молясь в сектантском исступлении:

      – Ах, Любочка, бедная деточка, какого страха все мы натерпелись в ожидании страшного исхода. Но ты воскресла, смертью смерть поправ. Иже еси и даждь нам днесь! Повороти свои глазоньки на мой голос и дай знак, что слышишь меня. Пошевели хоть пальчиком, хоть ноготком или просто похлопай ресничками, как советует доктор для восстановления моторики и развития умственной деятельности. Посмотри же на меня, ведь это я, твоя мама.

      В этом месте своего ежедневного молебствия женщина начинала громко рыдать и целовать бескровные пальчики предполагаемой дочери. Буквально через пару минут в больничную палату вбегала дежурная медсестра и принималась наводить медицинский порядок:

      – Марьяна Тихомировна, – начинала она со строгостью, но без злости, – Марьяна Тихомировна, опять вы за своё! Уже неделю одни и те же слёзы и причитания. Главврач приказал пробуждать только положительные эмоции задушевными разговорами, а не слезами и рыданием. Рассказывайте ей истории со счастливым концом, как в вашей жизни.

      Марьяна обычно после этих слов утишала своё страдающее сердце и продолжала далее без надрыва и слёз:

      – Любаша, твоя мамочка почти месяц тому назад нашла тебя в этой больнице, увидев в новостях по телевизору, как тебя раздавил автомобилем сын олигарха. Я ведь сразу узнала тебя по родинке под правым глазом, такой же, как у меня, и у твоего младшего братика. Ведь я тебя часами разглядывала в родильном доме перед кормлением грудью. Да что там! Я тебя из рук не выпускала, пока меня не свалила послеродовая горячка от сквозняков. Меня тогда отвезли в общую палату инфекционного отделения, словно непригодную к дальнейшей жизни, а тебя в Дом малютки, как бесхозную при потере кормящей матери. Я лежала с биркой на ноге, а у тебя на ручке остался лишь шнурок от родового ярлычка, пропавшего по недогляду ночной сиделки. И о нас некому было побеспокоиться кроме государства, так как твоя мамочка к моменту зачатия уже была круглой сиротой. А твой папа погиб от парашюта, как лётчик-космонавт и испытатель техники на орбите.