Качиакта. Александр Николаевич Лекомцев

начал говорить… Даже спорил с кем-то не видимым, горячо возражал ему… Но ведь не понимал, что в его-то личной беде совсем не виноваты те, кто не очень-то и думал, то есть переживал за судьбы народных масс. Его ведь из собственной квартиры выгнал не премьер министр России, а родная дочь, милая Аннушка. Впрочем, нет, он, родной отец не очень доброго создания, не мог называть даже сейчас, в трудное для него время, свою дочурку… невоспитанной. Может быть, она справедливая? Или не совсем? Но она… хорошая.

      Просто чего-то девочка недопонимает. Да и, может быть, он вот сам во многом виноват, не сумел сделать её жизнь счастливой и радостной. Не научился воровать и грабить, брать взятки… Остался человеком… старой формации.

      Анюта запросто полгода назад сказала ему:

      – Папа, ушел бы ты от нас с мамой. Нет от тебя толку никакого…

      – Куда же я пойду, доченька? Родственники мои, почти все перемёрли… Да если уж я тебе с матерью не нужен, то… кому-то и подавно, будто кость в горле.

      Прохоров с некоторой надеждой посмотрел на свою жену, сухонькую женщину, ставшую в последнее время очень суровой. Но жалости или участия к своей судьбе не прочитал в её маленьких и злых глазках. Ведь он почти тридцать лет прожил вместе с этой женщиной, и ведь многое доброго и даже материального в их совместной жизни создал своими, собственными руками. Пусть не всё так блестяще получилось, как у других. Но зато ведь, они теперь не на улице. Да и не так бедны, как многие. Теперь его жена Вера Григорьевна предприниматель, имеет частное ателье и пару магазинчиков. Ведь когда он работал, сумели же, как-то, подкопить денег для таких вот надобностей.

      – Нашу трёхкомнатную квартиру делить бессмысленно,– как бы, со вздохом сказала ему Вера Григорьевна.– На мои деньги не рассчитывай! Всё в дело пойдёт. Да и ты здесь, Захар Алексеевич, не причём. Сам понимаешь, Анна, скоро замуж выйдет…

      – Как же не причём! Ведь я и главным инженером одно время работал на заводе металлоконструкций. Да ведь в Луговске меня многие знают.

      – А что толку? Тут почти каждый каждого знает. Многие делали вид, что тебя уважали. Что сейчас? Тебя с треском с завода не вышибли за… вздорный характер,– ухмыльнулась Вера Григорьевна.– А дочери нашей Анюте строить жить надо. Ты ведь отец… понимаешь. Не хвост собачий.

      – Ничего не понимаю! – Откровенно признался Прохоров.– Да и за кого она-то выйдет? Ведь с её… характером и поведением…

      – Я то, папаня, выйду… за кого-нибудь, пусть за Мишку или Владимира Петровича… Петрович вот он – человек, свою квартиру обязательно детям оставит и жене. А ты… Ты лучше о своей шкуре сам теперь заботься! Надоело нам с мамой тебя кормить!

      – Шкуре?! Да я, всего-то, три месяца не работаю… в силу обстоятельств. – У Прохорова глаза чуть не выпали из орбит.– И такое ты, Аня, говоришь, не очень хорошее, о родном отце? Чем же я тебе помешал в жизни-то?

      Печальные очи Аннушки тоже своеобразно среагировали на ситуацию. По её щекам покатились