Капитан Алатристе. Чистая кровь. Испанская ярость. Золото короля (сборник). Артуро Перес-Реверте

ваша светлость.

      – Очень! И буду расценивать это едва ли не как оскорбление. Нанесенное лично мне.

      Казалось, что у Алькесара вот-вот произойдет разлитие желчи. Испуганная гримаса, искривившая его лицо, долженствовала обозначать улыбку.

      – Разумеется, ваша светлость, – пробормотал он.

      Оливарес, воздев палец, как если бы вдруг вспомнил нечто очень важное, порылся в бумагах, вытащил какой-то документ и протянул его Алькесару:

      – Вы снимете камень с моей души, если самолично озаботитесь назначением этого пенсиона. Видите – ходатайство подписано лично доном Амбросьо де Спинолой: дону Диего Алатристе за безупречную службу во Фландрии причитается четыре эскудо ежемесячно. Эта сумма поможет ему, не бедствуя, коротать время в ожидании выгодного заказа. Ясно, дон Луис?

      Алькесар принял бумагу кончиками пальцев, словно боясь обжечься. Глаза его блуждали, казалось, он вот-вот лишится чувств. Судорога бессильной ярости свела ему челюсти так, что он еле смог выговорить:

      – Уж куда ясней, ваша светлость.

      – Ну и прекрасно. Больше вас не задерживаю.

      И, снова уткнувшись в бумаги, могущественнейший человек Европы небрежным движением руки отослал королевского секретаря.

      Оставшись наедине с Алатристе, он вскинул голову и надолго задержал на нем пытливый взгляд.

      – Ни давать, ни требовать объяснений не собираюсь, – произнес он мрачно.

      – Я и не прошу, ваша светлость.

      – А попросили бы – уже находились бы в Царствии Небесном. Или на полпути туда.

      Наступило молчание. Министр поднялся из-за стола, подошел к окну, мимо которого, возвещая дождь, медленно проплывали тучи. Заложив руки за спину, он некоторое время наблюдал за марширующими во дворе гвардейцами. Против света его темный силуэт казался особенно громоздким.

      – Так или иначе, – прибавил Оливарес, не оборачиваясь, – скажите спасибо, что живы.

      – Это меня и удивляет, – отвечал Алатристе. – Особенно после того, что я услышал.

      – Если предположить, что вообще что-нибудь слышали.

      – Да, если я вообще что-нибудь слышал…

      Оливарес, по-прежнему стоя лицом к окну, пожал могучими плечами:

      – Вы живы потому, что не заслуживаете смерти, вот и все. По крайней мере, пока. И еще потому, что есть люди, заинтересованные в вас.

      – Благодарю вас, ваша светлость.

      – Не стоит. – Оливарес отошел от окна, сделал несколько шагов, гулко отозвавшихся по деревянному полу. – Существует и третья причина: оставляя вас в живых, я наношу кое-кому жесточайшее из всех возможных оскорблений. Эти кое-кто полезны мне, ибо продажны и честолюбивы, и по той же самой причине они порой поддаются искушению действовать в собственных интересах или в интересах третьих лиц… Как быть? С цельными и чистыми людьми можно выигрывать битвы, но нельзя управлять государством. Таким, как это, по крайней мере.

      Он окинул задумчивым взглядом портрет