Разорванное небо. Максимилиан Борисович Жирнов

створки закрыты, – надрывался диспетчер. – Сто второй, рекомендую катапультироваться.

      – Ответ отрицательный, – ответил я. – Может, перегрузка поможет стойкам выйти?

      – Принято. Действуйте, – ответил диспетчер.

      Я увел истребитель высоко в небо и камнем спикировал на полосу. Когда до земли оставалось три тысячи футов, я напряг мускулы и резко взял ручку на себя. На грудь мне словно навалили кучу камней. Противоперегрузочный костюм отвердел, выдавливая мои внутренности куда-то к мгновенно пересохшему горлу.

      Но лампы остались безжизненны. Тогда я снова взмыл, рухнул к землде и рванул ручку до упора. Стрелка акселерометра прыгнула далеко за красную черту, к девятке. Мир окутал непроницаемый мрак. И когда я пришел в себя, сквозь серую пелену мне в глаза блеснули три ярких зеленых огонька.

      Зрение окончательно прояснилось. Самолет мчался над самыми верхушками деревьев. Еще немного, и машина превратится в секатор. Одноразовый.

      Я набрал высоту и пошел на посадку с прямой, без обычного круга над аэродромом. Как только шасси коснулись полосы, я убрал газ и рванул рукоятку тормозного парашюта. Но все равно машину бросило в сторону, и у меня с трудом получилось удержать ее на полосе. Еще немного, самолет вылетел бы в снег и, кувыркаясь, устроил бы фотографам огненное шоу.

      Скорость погасла. «Старфайтер» накренился на правое крыло и замер. Я перекрыл подачу топлива, и гул турбины умолк.

      Подкатил грузовик, из кузова выскочил тесть со стремянкой. Помог отстегнуть ремни, посмотрел по сторонам и постучал по шлему:

      – Быстро в раздевалку! Будет серьезный разговор.

      Наверное, я посмотрел на полковника взглядом побитой собаки.

      – Не вини себя, – смягчился он. – Сейчас у меня к тебе лишь одна претензия: надо было катапультироваться. Самолет мог развалиться. Да и ты с непривычки потерял бы сознание и…

      – И так вырубился, – я согласился с тестем. – Всего-то девятикратная перегрузка. А когда-то на центрифуге мне и двенадцатикратная была нипочем.

      Полковник вздохнул:

      – Все вы, летчики, такие. До последнего будете тянуть. Но если б ты знал, сколько хороших парней не вернулось из полета из-за глупого упрямства… Подумай, стоит ли так рисковать ради старой железяки!

      Я спрыгнул на землю, бросил взгляд на «Старфайтер» и задумчиво почесал затылок. Удивительно, как истребитель не опрокинулся на спину при посадке? Правая стойка согнулась почти пополам, крыло едва не царапало асфальт. Створки вырвало, что называется, «с мясом». Наверное, шасси чуть не снесло воздушным потоком: все же скорость была великовата для выпуска.

      Подъехал аэродромный тягач. Техники подсоединили буксировочную штангу, и приземистая машина потащила искалеченный самолет на стоянку. Мы сели в грузовик и помчались к ангару.

      Тесть провел меня в отгороженный закуток. Прикрыл дверь и спросил:

      – Твои соображения?

      – Машина старая. Всякое могло произойти. Замки створок нормально закрылись. Потом, правда, не открылись. Может, замерзли?

      – Вряд