Девочка у моря. Виктор Улин

такой безысходностью, точно она уже загодя похоронила всех близких.

      И, возможно, даже саму себя.

      4

      Прибой тихо шумел, перекатывая гальку и выравнивая песок. Над морем вспыхивали чайки, но их тонкие голоса не портили гармонии, а лишь добавляли к ней свою особенную ноту.

      Звонцов сверился с часами.

      До начала завтрака оставалось сорок минут. И даже он, любивший занять один из самых популярных маленьких столиков на открытой и по-утреннему тенистой галерее, мог наслаждаться покоем безлюдного пляжа еще целых полчаса.

      Опустившись на лежак, он расслабился и закрыл глаза.

      Море шумело и шумело и несло его куда-то в ненастояще счастливое далёко…

      -…Мама!..

      – Мама!!..

      – Папа!!.. Папа!!!..

      – Дарина!..

      – Даниил!..

      – Игнат!!..

      – Егор!!!..

      Он встряхнул головой, не сразу возвращаясь сюда.

      Поднялся в вертикальное положение, оглянулся,

      За его спиной, сдвинув пластмассовую пляжную мебель в подобие общих нар, раскладывало пожитки шумное семейство. Пузатый безволосый мужчина с золотой цепью на шее, не по годам толстая женщина в слишком тесном купальном костюме, пара раскормленных мальчишек. Судя по молочно белой коже – вновь прибывшие, спешащие урвать от пляжа все возможное и потому решившие пожертвовать утренней едой.

      Звонцов без охоты встал с успевшего нагреться лежака.

      Но вместо того, чтобы возвращаться в отель и сидеть перед закрытой дверью ресторана, прошел к морю и остановился у кромки недалеко от девочки.

      Не специально: так получилось, та была прямо перед ним.

      Она бросила косой взгляд, но ничего не сказала.

      Кричали чайки, плескались волны, шипела пена, постукивали камешки…

      Все ненужное осталось где-то позади него; в нескольких шагах, но все-таки позади.

      Он пригладил не требовавший того ежик волос и расправил плечи. Зачем – Звонцов и сам не знал. Низачем, просто по привычке всегда быть подтянутым.

      Девочка в оранжевых сланцах стояла почти рядом, песок у ее ног то темнел от набегавшей воды, то снова светлел и казался почти сухим.

      – А у моря, у синего моря,

      Со мною ты, рядом со мною…

      Он вдруг запел.

      Громко и отчетливо.

      Неизвестно зачем, но так, чтобы слышала эта девочка – которая наверняка не только не знала сентиментального старого фокстрота, но даже не ведала о том, что это именно фокстрот, а не какой-нибудь абалдонский рок?

      Слух у Звонцова имелся. Правда, только внутренний: он понимал музыку от бытового романса до классики, узнавал в любом исполнении и даже по фрагментам, но дальше этого дело не шло. Однако голос имел от природы сильный, а потом хорошо поставленный, потому петь любил, хоть и фальшивил.

      Отпуск выпадал всегда на лето и длился почти два месяца, с начала июля до последних чисел августа. Но всякий приезд к морю означал особое состояние – предчувствие чего-то, давно известного,