.

убили? – не поняла Настя и выключила пылесос.

      – Как кого? – Шишуня высунулась из-под дивана и опасливо посмотрела на пылесос. – Змея Горыныча. А вон нет. Живой. Только что энто он на себя не похож стал? Истощал, наверное.

      Настя догадалась, о чем идет речь, и засмеялась:

      – Это не Змей Горыныч. Это пылесос. Машина такая, чтобы мусор убирать. Вот смотри.

      И Настя опять нажала на кнопку. Пылесос снова заревел, а Шишуня снова скрылась под диваном.

      – Чаво энто твоя машина все в себя сосеть? – донеслось из-под дивана – Так ить она и меня засосать могет. И поминай, как звали. Бедная, разнесчастная Шишунечка. И почто меня извести хочут? Почто меня со свету сжить хочут? Я ведь никому ничаво худого не делала!

      Не обращая внимания на Шишунины возгласы, Настя продолжала убирать в комнате. Когда с мусором было покончено, Настя выключила пылесос и отнесла его обратно. Вернувшись в комнату, она застала Шишуню сидящей на подоконнике. Кикимора болтала ножками и задумчиво глядела в окно.

      – Что ты там увидела? – поинтересовалась Настя, присаживаясь рядом.

      – Чаво увидела? – грустно вздохнула Шишуня. – Да ничаво особливого. Снег кругом. Деревья голыя. Бр-р.

      Шишуня поежилась.

      – Ты что не любишь зиму? – удивленно спросила Настя.

      – Так кто ж ее любить? Зима – не лето. Холодно, противно. В лясу ни грибов нетути, ни ягод.

      – А я зиму люблю, – заметила Настя.

      – За что ж ее любить? – не понимала Шишуня.

      – Зимой можно кататься на лыжах, – стала пояснять Настя своей гостье. – На коньках. Зимой бывает самый чудесный праздник в году.

      – Какой-такой праздник? – переспросила Шишуня.

      – Новый год. А у вас в лесу празднуют Новый год?

      – Ну, во-первых, не в лясу, а в болоте, – поправила Шишуня. – А во-вторых, нам там не до праздников. Надо грибы-ягоды собирать, коряшки-травки всякия, к зиме готовиться. Нетути у нас праздников.

      Шишуня замолчала. Какое-то время они с Настей молча смотрели в окно, за которым медленно падал белый легкий снег. Падал и ложился на голые ветки деревьев, на проходивших мимо людей, на проносившиеся с шумом машины. Погода была отличная, светило яркое солнышко и оттого белый снег казался еще белее, еще чище.

      – Настя! – раздался из кухни мамин голос. – Иди обедать. И кикимору тоже зови.

      – Нас зовут, – Настя слезла с подоконника. – Или ты опять не будешь есть?

      – Чаво энто не буду? – Шишуня ловко спрыгнула на пол. – Еще как буду. Что-что, а поесть я никогда не откажуся.

      И Шишуня засеменила следом за Настей на кухню.

      – Руки вымыли? – спросила мама, наливая суп в тарелки.

      – Вымыли, – хотела солгать Настя, но, встретив строгий мамин взгляд, повернулась и направилась в ванную.

      – Ты куда? – спросила Шишуня.

      – Руки мыть, – ответила Настя. – И тебе не мешало бы помыться.

      – Еще