Кукушка. Юлия Резник

честно признался я, активно работая ложкой. Марта ела без аппетита, и порция ее была значительно меньше моей.

      – Спасибо, – кивнула она, не отрывая взгляда от тарелки. Некоторое время мы ели в молчании.

      – Удивительно, что малышка практически все время спит. Я как-то думал, что от младенцев гораздо больше хлопот.

      – Она накормлена, и на ней чистый памперс. К тому же ей сутки от роду. Думаю, что это нормально.

      – Ты все же решила, как ее назовешь?

      Марта вскинула взгляд и снова опустила к тарелке:

      – Нет. Ничего не могу придумать. Может быть, ты подскажешь?

      – Я? – мои брови взмыли к кромке волос.

      – Почему бы и нет? Ты помог ей родиться на свет. Почему бы тебе не придумать ей имя?

      Я хмыкнул. Растер затылок. Посыпая розовый бок помидора крупной морской солью, я размышлял о том, что никогда не задумывался над такими вопросами. Какое имя мне нравится? Понятия не имею. О таком, наверно, пекутся только парни, бредящие семьей. Мне же это все не грозило.

      – Никогда об этом думал, – убежденно ответил я, а потом вдруг замер с занесенной ко рту ложкой.

      – Что? – заметила мою заминку Марта.

      – Алиса. Как тебе имя Алиса?

      – Да вроде бы ничего. Видишь, как все просто оказалось. Это какое-то особенное имя?

      Я отложил ложку и промокнул губы бумажной салфеткой. Встал, подхватив грязную тарелку со стола, поставил ее в мойку.

      – Можно и так сказать, – пробормотал я, открывая кран, – так звали мою сестру. Она погибла, когда ей было двенадцать.

      Несколько долгих секунд в комнате был слышен лишь шум воды, а потом мягкая ладошка легла мне куда-то чуть пониже правой лопатки, и тихий голос Марты сказал:

      – Мне очень жаль.

      Медленно обернувшись, я поймал ее взгляд. В нем больше не было льда. Льды растаяли. Марта моргнула, плавно отступила на шаг назад, а когда она вновь подняла опахала ресниц, ее привычная отстраненность вернулась.

      – Я буду в кузне, – бросил я, вновь втискивая ноги в свои довольно потрепанные ботинки. – Спасибо за обед. На ужин я что-нибудь сам придумаю.

      Марта пожала плечами, а я вышел за дверь. Я кузнец, мать его… Я кузнец! Соберись, Макс, ты делал это тысячу раз! С силой вытолкнув воздух из легких, я пошел за углем. Для начала мне нужно было разжечь кузнечный горн. Ребенком меня завораживал этот процесс. В нем было что-то таинственное, колдовское. Я насыпал на колосники горнила тонкий слой угля, сверху добавил стружки и мелкой щепки, смоченной керосином, да сухие дрова. Чиркнув спичкой, замешкался на мгновение, глядя на танцующий огонек, а после бросил ту в самую середину. Пламя вспыхнуло. Я подождал, пока дрова разгорятся, добавил второй слой угля и включил дутье. В ожидании, пока огонь разгорится, я все сильнее погружался в прошлое. И понимал, как жутко мне не хватало этого места.

      Уголь раскалился докрасна, теперь горн можно было использовать для нагрева стальных заготовок. Я сбрызнул уголь водой, она зашипела в предсмертной агонии и белым облаком устремилась вверх. Хорошо.