Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия. Книга вторaя. Владимир Павлович Колотенко

принципах не спорят, лат.), ты согласен?

      Он иногда любил поставить свою, так сказать, точку над «i» безупречной латынью. Я кивнул: конечно, согласен!

      А иногда и строчкой стиха:

      Лица и маски. Пляски и карнавалы.

      Вот хоровод уродов сошёл со сцены…

      Тут Жора сделал размашистое движение правой рукой, словно выталкивая со сцены хоровод этих самых уродов. И продолжал:

      Если угодно, знаешь, – не выбирала.

      Это стряслось еще на этапе генном.

      Меня потрясла эта Жорина находка про «на этапе генном»! Как точно и тонко он вбросил в тему разговора Тининых уродов! В самом деле – как можно спорить о каких-то там принципах совершенствования породы людей, когда уроды просто кишмя кишат под ногами? И это – испокон веков! Этот «генный этап» продолжается и поныне.

      Вот так полушутя и серьезно и были обнародованы основные принципы и правила новой жизни, по сути – стратегия совершенствования. Это был тот первичный бульон, на котором вскоре взошли первые ростки совершенства. До сих пор на земле шла игра без правил: кто во что горазд. Все жили по одному закону: «дай!». А если бы работали гены ненакопительства и абсолютного бескорыстия, гены альтруизма, то и вся феноменология жизни была бы другой – альтруистической: «на!». Всем бы всего всегда хватало. Истинный коммунизм? Пожалуй.

      – Ведь мы до сих пор, – заключил Жора, – смотрим на каждого встречного как на потенциального инвестора своего кармана: а что ты, милый мой, кинешь мне в мою сумку? Сколько?! И это «сколько» определяет к этому встречному-поперечному нашу любовь. Или нелюбовь. И скажи мне, будь добр, – Жора посмотрел мне в глаза, – разве не так ты оцениваешь свое отношение ко мне, к своей Анечке, к Юрке, к Виту, к Юленьке, Танечке, Тамаре, к своему Славику или своему Сенеке?

      – Я об этом не думал, – сказал я.

      – Ты думаешь об этом всегда и всюду, ты просто не можешь признать этого и выразить это вслух, – заявил Жора, – ты так воспитан, и это не лучшее, что в тебе есть.

      Жора улыбнулся.

      – Ты думаешь об этом по тридцать шесть часов в сутки и не можешь не знать, что…

      – В сутках, – перебил я его, – всего двадцать четыре часа.

      – Правда?! – искренне воскликнул Жора. – А я думал… Четырежды девять – тридцать шесть…

      Он задумался. Сделал, конечно, только вид, что задумался. Я, как ни силился, так и не смог объяснить, при чем тут его «четырежды девять».

      – Да, ладно, – сказал он примирительно, взяв меня за рукав, – ты ни в чем не виноват. Все мы такие. Нет в нас меры. Ах, как нам не хватает меры! Est modus in rebus! (Есть мера в вещах! – Лат.).

      – Ты мне так и не ответил, – говорит Лена, – как вы их всех различаете?

      – Кого?

      – Всех этих ваших Ань, Юль, Нат и Тамар, Свет и Юр, и Валерочек, и?..

      – Ну, привет, – говорю я, – легко…

      Оказалось, что недра гена неисчерпаемы, как и недра атома. Мы нырнули в этот сладкий омут познания с головой, и никакая соломинка нас уже спасти не могла.

      – Тебе не кажется, – спросил я однажды