Голубые пуговицы. Даша Лунина

страшненько выглядит: чёрно-серые круги вокруг глаз. Этакий маленький уставший вампир. Не отмыла, расстроилась, бедняжка. Я втихаря злорадствую – не мама, а ехидна. То-то же, мамин карандаш брать!

      – Не буду больше карандашом пользоваться… Мама, какой тебе уже не нужен тушь? Какой ты мне отдашь? Жёлтый? Ура, у меня теперь будет жёлтый тушь! Мамочка, я теперь карандашом буду только под твоим присмотром краситься!

      Ах ты, подлиза! Улыбаюсь.

      – Мамочка, а какие тени тебе не нужны?..

      Ну уж нет! Тени мне подобрать себе очень сложно, и за здорово живёшь отдавать их малолетней пигалице у меня нет никакого желания! Они всё равно будут безжалостно истыканы «ненужной» кисточкой, нет, нет, и нет!

      – Мамочка, а у тебя есть помада?

      Хм, аппетиты растут с каждой секундой. Я вообще-то не пользуюсь помадой, и сейчас меня это спасает. Есть, правда, парочка блесков, но они надёжно припрятаны в сумочке, и их я тоже не дам. Ещё чего! Блески мне самой нужны. Не дам. Жадина я.

      Наконец накрасилась.

      – Жек, а ты куда собиралась-то?

      Задумывается, и по всему видно, что она давно и накрепко позабыла – куда и с кем собиралась. И меня осеняет. Эта долгая и сложная интрига, с упоминанием Кузнецова, мною не любимого по причине совершенейшей сопливости, была только лишь для того, чтобы добраться до заветной чёрной сумочки с баночками, кисточками и «жёлтым тушем»! Что ж, женщина растёт. Истинная.

      В автобусе

      Едем домой в автобусе. Я с работы, Жека от бабушки, обе порядком устали. Ну, я-то точно, а вот откуда этот ребёнок черпает энергию, я не знаю. Впрочем, как и все дети. так вот, едем в автобусе. Как мы называем его на работе – «звездолёт». Бог его знает, почему. Разговор, что наши некоторые сотрудники прилетели с Альфа-Центавра – помню. А почему автобус – именно звездолёт, не помню. Я сегодня устала, как ломовая лошадь, которую весь день заставляли пахать, а потом вместо положенной порции овса дали хорошего пинка под костлявый зад и отправили в стойло без ужина. А до стойла – пять вёрст. Вроде весь день сидела, а присесть всё равно тянет. Жека спокойно одна сидеть не хочет, и меня это почему-то раздражает. Хотя после напряжённого рабочего дня раздражает буквально всё (даже то, над чем я в обычные дни могу просто улыбнуться).

      Так вот. Освободилось два места рядом, в самом конце салона, мы и сели. Напротив расположилась парочка, он и она. Два лица явно казахской национальности. Оба такие улыбчивые. Она с миленькими ямочками на щеках, он… Ну, казах, в общем. Зубки домиком, бровки щёточкой, глазки хитрые. Сидят, по-своему щебечут между собой.

      Женя от скуки сначала рисовала на окне. «Это одна палочка» Чирк! «Это два палочка. Это три. А это ноль палочек! А теперь…» Чирк! «Это плюсик. Крестик. Нолик. Нолик-полик». Когда это дело ей наскучило – вернее, когда просто не осталось чистого места на стекле в зоне досягаемости пальчиков, она начала разглядывать окружающих.

      «Мам, а почему тётя так громко жвачку жуёт?» Ой, Жень, ну откуда я знаю? Она, наверное, просто плохо воспитана. «Ааа, мама её