Табель первокурсницы. Аня Сокол

та, что корпус Маннока спалила? – спросил черноволосый, бряцая ключами на поясе.

      – Она самая. – Старый рыцарь кивнул тюремщику, не произнеся более ни слова, развернулся и зашагал в обратном направлении.

      – Я смотритель подвалов Райнер. – Мужчина поглядел на мои ботинки, поднял взгляд выше, на тяжелую, подметающую пол юбку, куртку на лисьем меху и остановился на бледном от страха лице. – Следующие семь дней ты проживешь здесь. У меня будут с тобой проблемы, Астер?

      – Нет, сэр, – пискнула я.

      Что это со мной? Многие отрабатывали наказания, и никто еще не умер. Тогда откуда эта дрожь? Никто никогда раньше не наказывал Иви Астер! За исключением матушки, конечно, но ее хватало только на то, чтобы запереть дочь в комнате и пожаловаться кормилице. Как повелось, я сразу вылезала в окно, спускалась по плющу на землю и до вечера носилась по лесу, собирая сладкие ягоды, словно какая-то крестьянка. И дикий плющ ни разу не выдал меня, пока его под моим окном не срезал зачем-то старик Доусен.

      – Крыс не боишься?

      – Нет… не знаю.

      Конечно, я боялась, но магу такой страх не к лицу. Магу никакой страх не к лицу!

      – Шучу, – добродушно проворчал смотритель, вот только глаза оставались серьезными и колючими. – Иди за мной, принцесса. Апартаменты уже подготовили.

      Следом за смотрителем я спустилась еще на один уровень и остановилась напротив массивной черной решетки. Все-таки камера? Я шмыгнула носом, раздумывая, сразу зареветь и подождать?

      Отец и брат терпеть не могли женских слез, поскольку понятия не имели, что с ними делать. Но Райнер мне не сват, не брат и даже не учитель. Слишком колючий взгляд, слишком насмешливый, словно подначивает: «Ну, давай, выкинь что-нибудь!» Я вспомнила про спаленную лабораторию и опустила глаза. Самое противное, что они еще и счет папеньке выставят, а граф Астер прижимистый. Как бы из приданого не вычел.

      Апартаментами мастер Райнер называл камеру три на пять метров, без окон, но на удивление теплую и сухую. Пока мы спускались, воображение успело нарисовать холодный и влажный каземат, полный крыс, слизней и плесени. А также героическую смерть от голода и холода, роскошные похороны, лакированный гроб, многоголосие плакальщиц и мое последнее пышное белое платье, контрастирующее с черным траурным нарядом матушки.

      – Устраивайся, – напутствовал Райнер и захлопнул за моей спиной массивную решетчатую дверь.

      Я обернулась. Смотритель медленно уходил во тьму. Замка на решетке не было, конечно, если не считать круга силы поверх прутьев. Камера явно предназначалась для удержания мага. Я коснулась черного металла, такой ковали только в предгорьях Чирийского хребта, и поняла, что круг неактивен. Толкнула створку, и та послушно открылась.

      – Эй, – позвала, высунув голову в освещенный масляными лампами коридор.

      Никто не ответил. Совсем. И не настучал по дурной башке. С минуту я раздумывала, глядя в спину уходящему рыцарю, а затем вернулась в камеру.

      Ну,