Русская книга. Сергей Дубавец

местные «абреки», сильные и жестокие, каждая победа над которыми обязательно заканчивалась медалью на солдатской груди. Мне тогда совершенно удивительно было слушать об этом. И вот однажды Саяпин объявил мне, что с ночи предстоит рейд за десять верст в небольшое селение Любиша, где организовался лагерь инсургентов. Из рассказов я уже знал, что «косинеры» всегда начинали свои действия с устройства лагеря (обоза).

      Выехали мы назавтра, как и было задумано: сам Саяпин, я и еще несколько солдат. Было холодное утро, и мы предварительно напились горячего чаю.

      У меня была флинта в чехле, револьвер, на мне – поверх сюртука – чья-то простая солдатская шинель… Впрочем, что вам до этих подробностей. Признаюсь только, что, вспоминая их, я иногда жалею, что не использовал этот достаточно благодатный в художественном отношении материал. И, пожалуй, у меня получилось бы поправдивее, чем у наших современных «исторических» писателей. Тот же Короткевич здорово напоминает мне этих сегодняшних взбалмошных «косинеров» от сытости и праздности, которым все равно о чем шуметь – о родной мове или о западной барабанной музыке. Правда, Короткевич, при всем своем бузотерстве, четко держал нос по ветру. Что теперь раскупают? Детектив, историю, фантастику. Давай-ка замешивать их в одно. И сентиментальным девицам найдется свой кусок пирога, и патриотам батьковщины. И не кусок – объедение. Сверх всякой меры. Ведь Короткевич и неандертальцу готов был в рот вложить, что тот – белорус. Но конъюнктура изменчива. Станут завтра покупать бытовой роман, и где тогда будет Короткевич?.. Но я снова не о том.

      Скорее всего, это было самое обычное служебное дело. Начинался обычный мартовский день. Мы подъезжали к деревне по обычной дороге. Разве что деревья вдоль дороги были спилены в охранительных целях. Но в те годы это тоже было обычным в Белоруссии.

      Первой в Любише стояла хата того самого ксендза. Этакий белый каменный домишко, покрытый черепицей. Сам ксендз, худощавый, молодой, но уже плешивый, крутился во дворе. Что-то собирал, выносил из дома и из сарая какие-то сумки. Ружье у него было. Одет был по-походному, и только из реплики Саяпина я узнал, что это и есть здешний священник.

      Саяпин о чем-то говорил с ним. Помнится, о чем-то смешном. Мы вообще все тогда были в приподнятом настроении. Когда же уставщик вскочил на коня и поскакал к лесу, один из нас, старый фельдфебель, вскинул было флинту. Саяпин же сказал, что стрелять нет надобности, так как ксендз сейчас сам свалится от страха. Все засмеялись, затем двинулись в деревню.

      Война – это, конечно, дело военных. Но ведь война не происходит где-то в абстрактной местности, на каких-то только для нее предназначенных площадках. Она совершается в мире, занятом городами и деревнями, заселенном людьми. Порой, когда бойцов охватывает военный азарт, они врываются в селения своих противников, собирают дань, захватывают пленных. Разве не так?

      Позже я понял, почему Саяпин позволил ксендзу уйти. Ведь рейд наш утрачивал бы всякий смысл, излови мы зачинщика