Моя шизофрения. Анастасия Попова

просто, как ребенок, он не выговаривал и проглатывал многие слова. Но неадекватным он не был. К нам в редакцию приходили люди, которые перестали за собой следить, к нам в редакцию приходили люди, которые писали непонятные дурацкие письма. Этот человек был Дурачком, но я тогда не отнеслась к нему, как к Дурачку, я отнеслась к нему просто как к человеку, который пришел со своей проблемой.

      Он рассказал о том, что в интернате директор ворует мясо. О том, что набрали группу инвалидов с умственными заболеваниями, что заставляют работать с раннего утра до позднего вечера за 500 рублей в месяц. Да, да в месяц, а не в день, хотя если бы им платили столько в день, это все равно была маленькая зарплата.

      Он рассказал, что тех, кто недоволен порядками, отправляют в изолятор – специальную комнату без удобств с решетками на окнах. Закалывают препаратами, которые вызывают болезненные ощущения. Отправляют в психушку.

      В то время по этому интернату было много обращений. Директор распугал персонал. Недовольных давил. Люди писали в прокуратуру, прокуратура ничего не находила.

      С эти интернатом редакция уже связывалась. Проиграла суд, жалобщики скоропостижно скончались. Прежнего директора посадили. А учредителю, которая позже уехала в Петербург, пришлось выбивать девчонке из этого интерната квартиру. Выбила. Я была не готова к тому, что кому-то придется выбивать квартиру. Для меня это было дико. Но редактор настаивала:

      – Иди, занимайся. Если с ним что-то произойдет, он может сбежать в редакцию, – говорила она.

      В принципе, было ожидаемо, что дальше будет капец. Но я была к этому не готова. Я, как и все, приходила на работу, чтобы получать деньги. Мне не нужен был ни проигранный в суде иск на миллион рублей, ни умственно отсталый, которому мне пришлось бы выбить жилье.

      Дурачок все равно приходил, и настаивал, чтобы я этим занялась.

      – Прокуратура мне отказала. Вы что, как прокуратура? – сказал он.

      Меня это задело. Я не могла себе позволить быть, как прокуратура.

      Глава 3. Самое важное дело моей жизни

      Я написала о беде Дурачка. Вышла небольшая заметочка, без имен. У нас же все борцы за свои права такие. Как ты им отказываешь, так ты как прокуратура, а как написать, то только анонимно. Его тут же вычислили, отправили в изолятор, потом в психбольницу.

      Надо было ехать в больницу, вызволять нашего жалобщика. Тогда поехала я и юрист газеты, моя подруга Татьяна Петровна. Татьяна Петровна очень близко к сердцу принимает все жалобы, с которыми ей приходится работать. Помогает она бедным. Нет, правым. А, поскольку все правые бедны, либо экономят на юристах, Татьяна Петровна, в основном, сосет лапу.

      Ничего такого жуткого мы не увидели. Дурачок был в нормальном, на вид, помещении, с цивилизованными, а не тюремными решетками на окнах. Врачи сказали, что, тут, в больнице, все бы ничего, но парней отправляют, а сигареты им с собой не дают, они потом мучаются. Сам Дурачок не жаловался на какое-то плохое отношение, просто сказал, что нет свободы. Татьяна Петровна это услышала и заявила, что