Политическая наука №4 / 2015. Сравнительные исследования мировой политики. Коллектив авторов

этом, поскольку в КНР доминирует тенденция к учету национальных традиций и «особенностей», китайские международники стремятся не «раствориться» в глобальном академическом сообществе, а присоединиться к мировым дебатам с целью участия в создании универсальных теоретических рамок, которые автоматически включали бы китайские концепты миропорядка и международных отношений в целом [Бузан, 2012]. Главная функция «китайской школы» – разработка концепций, которые отражали бы традиционную культуру и национальные интересы Китая и позволили бы интегрировать эти концепции в контекст глобальных дебатов мирового академического сообщества. Это приводит к тому, что вопрос о «китайских особенностях», оставаясь на периферии мировой политической науки, уже с начала 2000‐х годов привлекает к себе внимание и за пределами КНР [China and… 2009; Jacques, 2009; Contemporary Chinese… 2012; Katzenstein, 2012; Luttwak, 2012; Qing, 2013; A Confucian… 2013; Chih, 2013].

      В российском академическом сообществе существует позиция, согласно которой поиски «местных особенностей», а тем более попытки создания «автохтонных школ» не только неплодотворны, но и чреваты игнорированием основных достижений мировой международно-политической мысли. Число последовательных сторонников такой позиции относительно невелико. Вместе с тем предупреждение об опасности изоляционизма не может оставаться без внимания большинства российских ученых, которые разделяют мысль о необходимости развития национальной школы международных исследований. Между ними существует согласие в том, что такая школа должна более внимательно и целенаправленно опираться на традиции и наработки отечественной мысли и интегрировать все достижения мирового / западного научного сообщества [Цыганков, Цыганков, 2014]. Следует признать, однако, что на пути решения как той, так и другой задачи стоят серьезные трудности: русская политическая мысль недостаточно активна по части включения ее лучших традиций в современный концептуальный аппарат международных исследований [Цыганков, 2014], а достижения мировой науки слишком часто «конвертируются» в ней в американо- и западоцентризм.

      Российские и китайские эксперты отмечают, что в обеих странах наблюдается отсутствие единой идеологии академического дискурса, фрагментация и диверсификация международных исследований. Схожей является и своего рода дихотомия: «западники vs почвенники и государственники» в РФ, «исключительно западный дискурс vs ориентация на традиционную политическую культуру» – в КНР. При этом в обоих случаях западные / американские аналитические модели рассматриваются их китайскими и российскими приверженцами как строго научные аргументы, дающие объективную и единственно верную картину действительности, а модели их оппонентов – как не имеющие никакой научной ценности. То, что в КНР основные участники дискуссии, принимая западный дискурс, склоняются к необходимости «китаизации» ТМО, во многом определяется «госзаказом» – это требование не только поддерживается, но и инициируется правящими элитами. В России же