Политическая наука №2 / 2013. Религия и политика. Коллектив авторов

пространства и таких причин для совместной деятельности не существовало: и то и другое является инновацией. Более того, обе святыни расположены на диаметрально противоположных концах от «пояса хинди» в Северной Индии, который как раз и обеспечивал «пространство» для предшествующих «движений» и «агитаций» и до сих пор остается штаб-квартирой манифестаций «шафранового» индуизма. Здесь же находятся и редакции лидеров хиндиязычной прессы, которые «продолжают работать над стандартизацией языка, вырабатывая его приемлемые формы» [Jeffry, 2000, p. 99], в том числе изобретая разные обороты, базирующиеся на разнообразных синонимах лексемы «удар» для обозначения «оскорбленных чувств». Это также объясняет превышение числа хиндиязычных аналогов по сравнению со способами выражения именно этой идеи на других региональных языках Индии.

      Сравнительная новизна и отдаленное местоположение обеих святынь, которые, к слову, не обнаруживаются в «классических паломнических маршрутах», известных из традиционной литературы, обеспечили дополнительный импульс для объединения индусских душ и тел. «Души» получили гигантскую дозу мифологической информации, давно известной и «вновь вскрывшейся»; «тела» обнаружили новые векторы модернизированных в духе религиозного туризма паломничеств – религиозной практики, во все времена используемой в целях освоения и присвоения пространства. В результате интерес к Амарнатху пробудился и за пределами собственно Джамму, соседних Химачал-Прадеша и Панджаба: в 2012 г., наряду с упомянутыми выше отделениями банков Джамму и Кашмир, для регистрации паломников открылись окна в 100 «специально отобранных» почтовых отделениях, равномерно расположенных по всей Индии [H, 24.05.2012]. К укрытым водой островкам Рам-сету, никогда не являвшимся объектом поклонения, также потянулись паломники и туристы.

      В период, когда «Движение» и «Агитация» оставались центральной темой в североиндийской прессе, я ожидала нового эксперимента из области социальной инженерии, который бы соединил Амарнатх и Рам-сету растянувшимися в пространстве грандиозными процессиями. Эта мысль возникла по аналогии с «жертвоприношением ради единства» в 1983 г., когда ВХП запустил одновременно три марша (от Северного Хардвара к мысу Канья-Кумари на юге, от непальского Катманду к Рамешвараму и от Гангасагара в Западной Бенгалии [но на востоке от Центра] до Сомнатха на западе страны) [Frykenberg, 1993; van der Veer, 2000, p. 124]37. Однако за более чем два десятилетия стремительного технологического прогресса страна оказалась стянутой иными, не менее прочными, связями, еще более успешно продвигающими эксплуатацию клише о национальном и духовном единстве севера и юга. БДП «грозила тем, что любая уступка сепаратистским и антинациональным (зд. и далее выделено мной. – И.Г.) силам в вопросе о предоставлении Амарнатху земли немедленно вызовет общенациональный протест» [H, 30.06.2008] и «повсеместный хартал в стране» [H, 03.07.2008]. Президент БДП Раджнатх Сингх обратился к СМИ с такими словами: «Святыня

37

Ekatmatayajna, букв. «жертвоприношение ради единства». Эта акция была инициирована в целях пробуждения солидарности среди индусов в ответ на переход в ислам около полутора тысяч далитов (из так называемых неприкасаемых каст) Тамилнаду (Meenakshipuram affair). Фрайкенберг, чье блистательное «подведение итогов» относительно наступления фундаментализма в Индии ничуть не утратило своего значения, неправильно «услышал» (Ekamata Yajna) и «перевел» это сложное слово как «жертвоприношение ради общей матери» [Frykenberg, 1993, p. 246], что в принципе соответствует духу хиндутвы, перешедшей в символическом восприятии родины от pitrubhu, «земли отцов / предков», отечества, к matribhumi, «материнской земле», представленной образом новой богини – «Бхарат-маты», «Матери Индии», соединенной с картографическим образом государства [см.: Ramaswamy, 2010].