Литературоведческий журнал №36 / 2015. Коллектив авторов

ведет свою игру и убивает Фернезе, чтобы возвыситься в глазах герцога, но тяжело раненный Фернезе остается жив. Мендоза нанимает Малеволе, чтобы убить герцога – вместо убийства Малеволе придумывает историю о том, как уязвленный изменой герцог бросается со скалы в море. Герцог появляется во дворце под видом отшельника, якобы ставшего свидетелем самоубийства – Мендоза немедленно предлагает Малеволе убить и его. Наконец, нагромождение притворных смертей распутывается, Мендоза арестован, герцог Пьетро, пораженный глубиной человеческой низости, отказывается от власти, и Малеволе-Альтофронто может воссоединиться со своей верной женой Марией и вернуться на герцогский трон.

      Суть генуэзского двора Марстон раскрывает уже в первой реплике первой сцены: «Вы с ума сошли, или пьяны, или и то, и другое сразу?»77. За нагромождением интриг иногда трудно уследить – почти каждый герой имеет свои карьерные планы. Посреди этого хаотически мечущегося двора – «недовольный», который везде видит притворство и человеческую слабость – в церкви, при дворе, в человеческой природе. Тем не менее он не лжет и не обманывается по поводу пределов слабости, зная, что за ней стоит способность, хотя бы у некоторых персонажей, честно взглянуть на свои желания.

      Марстон дополнительно усложняет образ Малеволе, заставляя его признать, что открытое свободное слово ему, в сущности, дороже, чем возвращение к власти:

      Под этой маской мне дано, что короли

      Не слышат и о чем молчат герои –

      Свобода слова! 78

      Малеволе жалеет, что ему ранее не хватало «притворства и подозрительности», но остается неясным – как он будет править после возвращения к власти, раз «все мы – философские монархи или природные дураки»79.

      Конечно, став снова герцогом, он должен преодолеть «раздор», но таков парадокс пьес «переодетого монарха»: мы хорошо видим раздор и то, как удачно направляет и анализирует его наблюдатель, но вне пределов пьесы остается то, что происходит потом. Не продолжит ли интеллектуал-монарх свое «ускользание» (Марстон использует очень похожий термин «сдвиг речи», когда Альтофронт после разговора с последним оставшимся верным ему вассалом снова переходит к маске Малеволе). Если монарх может переодеться в другое тело и оставаться в нем на протяжении почти всей пьесы, то интеллектуал может переодеться на театральной сцене в тело монарха, чтобы говорить о власти в эпоху, когда дискурс особой власти интеллектуала еще не сформирован.

      Рассуждая о шекспировском «Ричарде II», Стивен Гринблатт точно заметил, что в этой пьесе есть моменты, когда «коллапс королевской власти кажется подтвержденным открытием физического тела правителя»80, но это не тело Болингброка, как у Канторовича. «Власть его существования как творения» (сreatural existence) – это власть интеллектуала, открывшего способ соединить свое тело с телом монарха. Это возможно, когда и за первым, и за вторым скрывается делезовское «тело без органов», когда и монарх, и интеллектуал одновременно

77

Are you mad, or drunk, or both? (The Malcontent. Р. 27).

78Well, this disguise doth yet afford me thatWhich kings do seldom hear, or great man use –Free speech. (The Malcontent. Р. 35–36).

79

Why man, we are all philosophical monarchs or natural fools. (The Malcontent. Р. 37).

80

There are moments in Richard ii in which the collapse of kingship seems to be confirmed in the discovery of the physical body of the ruler, the power of his creatural existence. Greenblatt, Stephen. Invisible bullets // The Greenblatt reader / Еd. by M. Payne. – Blackwell Publishers, 2005. – P. 144.