Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова. Алексей Григорьевич Орлов

закашлялся:

      – Однако холодает… Не зайти ли нам в дом?

      – Иди, мне не холодно, – отказался граф. – Эй, кто там у стола?.. Водки мне большую рюмку и закусить!.. Выпьешь со мной, господин философ? – спросил он меня.

      – Не откажусь, – согласился я.

      – И я выпью. Дайте и мне водки, – внезапно попросил Григорий Владимирович.

      – Это по-нашему! – обрадовался граф. – Узнаю орловскую породу.

      – И мне дайте, – как не выпить с таким барином? – проговорила Ляля, опустив голову на плечо Алексея Григорьевича.

      – …А теперь песню – удалую цыганскую песню! – сказал граф, когда мы выпили и закусили. – А ты спляши, Ляля, потешь моё сердце!

      – Потешу я твоё сердце, Алексей свет Григорьевич! – Ляля встала у костра и крикнула что-то цыганам на их языке. – Смотри же, как Ляля для тебя плясать будет!

      К. Маковский. Танцующая цыганка

      Цыгане заиграли и запели, вначале медленно и тихо, потом всё быстрее и громче, – и так же медленно, а потом всё быстрее плясала Ляля. В её танце не было правильности, не было определённых фигур и движений, но сам он был одно движение. Искры от костра взлетали к небу, огонь то разгорался, то затухал, и всё это – музыка, песня, танец и огонь костра – сливалось в какую-то невообразимую и необыкновенно притягательную пляску, на которую хотелось смотреть ещё и ещё, так что, когда резко оборвался последний звук гитары, я невольно вздохнул.

      Граф был в восторге:

      – Ах, ты, голубка черноокая!.. Возьми от меня этот перстенёк за дивное умение твоё, – он снял перстень с бриллиантом со своего мизинца.

      – Нет, Алексей Григорьевич, не возьму – не обижайся, барин милый, но не ради такой награды я плясала, – отказалась Ляля. – Ласковое слово твоё дороже стоит.

      – От графа Орлова не берёшь? – сказал Григорий Владимирович, усмехаясь.

      – Многие от графа Орлова подарки получали, а я не взяла – разве это не большего стоит? – тряхнула прядями чёрных волос Ляля.

      – Ай да Ляля, – тоже ведь философ, а? – граф посмотрел на меня.

      – Ещё какой, ваше сиятельство, – согласился я.

      – Хочешь послушать далее про жизнь мою? – спросил граф, обнимая цыганку и сажая её возле себя. – Не скучно тебе?

      – Мне про тебя всё интересно, – возразила Ляля. – Где ты, там скуки нет.

      – Что же, слушайте дальше… В Петербурге меня определили в кадетский корпус, но недолго я там оставался – и возраст был не тот, и к зубрёжке охоты не было, а по-другому там не учили: знай, зазубривай всё наизусть. Да и учителя были хуже некуда: бывшие кадеты, которые в прапорщики не вышли и от безысходности в корпусе остались, или отставные военные, из-за своих недостатков из армии списанные. По счастью, сослуживцы отца, помнившие его по петровским походам, составили мне, как и братьям моим, протекцию: я был принят, хотя и простым солдатом, в Преображенский полк, Григорий – в Измайловский, Фёдор – в Семёновский.

      Кадет в мундире. Середина XVIII