Женщина и война. От любви до насилия. Рафаэль Гругман

его заранее предвкушают, мечтая расслабиться, «оторваться» от повседневной рутины и обыденностей семейной жизни и насладиться легкомысленным безумием пляжного сезона (классический сценарий описан Чеховым в «Даме с собачкой»). Случайные партнёры курортного романа, связанные узами брака, не строят матримониальных планов. Но и в окопах не строят планов на будущее и живут сегодняшним днём – под огнём жизнь обесценилась, завтрашнего дня может не быть.

      Окопная любовь нередко была короткой, порой однодневной, на длительные ухаживания и романтические свидания время не отведено – в первые годы войны за неделю боёв дивизия превращалась во взвод. Кому как повезёт, люби столько, сколько отпущено шальным осколком снаряда: день, два, неделю. Окопная любовь, скреплённая кровью, перевешивала семейные отношения из другой, мирной жизни.

      «Тыловые жены» об этом догадывались и в ситуации, когда в тылу один мужчина приходился на трёх женщин, паниковали и, бывало, искали в запасном варианте утешение от похоронок или от прощальных писем с фронта: «Прости, война всё спишет». Впрочем, случалось, такие же письма летели и в обратную сторону. Никого строго судить нельзя. Ведь и в мирной жизни длительная разлука сказывается на семейных отношениях.

      Екатерина Фурцева, прозванная льстецами Екатериной Третьей за её должность секретаря и члена Президиума ЦК КПСС – высота, на которую в России со времён тёзки-императрицы женщина не взбиралась, – также схлопотала удар судьбы. В мае 1942-го, в эвакуации в Куйбышеве, где Екатерина работала инструктором горкома партии, она родила дочь Светлану – имя дочери Сталина в семьях партийной и советской элиты стало самым популярным для новорождённых девочек, и, подхалимничая, Молотов и Шолохов также назвали Светланами своих дочерей. Через четыре месяца после рождения дочери муж Фурцевой приехал в Куйбышев на кратковременную побывку и объявил жене о появлении на фронте другой женщины: «Прости, Катенька, но к тебе я уже не вернусь». Война, что ни поделать, будь она проклята…

      С раскатами артиллерийской канонады рухнули моральные устои там, где они ещё продолжали существовать. Война оставила после себя изломанные семьи и деревни без мужиков, в которых женщины, как спелые вишни, лопались от сока и мечтали о мужичонке, даже об инвалиде, лишь бы у него плодоносил детородный орган.

      Припоминаются воспоминания (автора подзабыл), опубликованные в нью-йоркской газете «Русский базар». В послевоенные годы он работал лектором общества «Знание» и в осенне-зимний период разъезжал с лекциями по сёлам. Радио и электричество было не во всех деревнях, лектор из города в отдалённых посёлках, где транспорт по большей части был гужевой, – событие неординарное. Но мужчине ведь надо где-то переночевать! Этим воспользовался жалостливый председатель колхоза. Для поощрения солдатских вдов и одиноких женщин он установил очередь на ночлег, подселял к первоочередницам лектора, давал указание бухгалтерии выписать хозяйке водку, продукты и уголь, чтобы она протопила баньку. Любовь в послевоенных деревнях